В детских домах России живет около 100 000 детей. Большинство этих детей не найдет семьи у себя на родине: россияне усыновляют сирот очень неохотно. В последние несколько лет российских детей начали усыновлять иностранцы. Видео-материалы «Сумки репортёра» рассказывают об этом процессе.

several scenes from the orphanage playground

Воспитательница: Так. Он пришел — отказались родители от него. Так, иди, Наташенька. У него мама и папа есть. Не навещают. Вот в течение двух лет он находится здесь в детском доме, и никто к нему не приходил. К нему ездила наш директор, Валентина Андреевна, и они дали еще вторичный отказ, что никогда они больше к нему не придут, и навещать его не будут. Мальчик он такой спокойный, выдержанный, уравновешенный.

Славомир: Почему они его...

Воспитательница: А вы знаете что, вот их смущает рука ребенка. И говорят: «Мы не хотим видеть, потому что как только видим его руку, так у нас постоянно возникают слезы.» Вот так говорила мама. Из-за руки. А так мальчик хороший, уравновешенный, спокойный. Дружит с ребятами.

sequence of shots about Misha Balashov: Nina Grigorievna reads relinquishment of parental rights, then Misha walks with his arm stretched out, then Yakov Shepetinovsky shows him pictures of his future family and talks to him and to Raisa Efimovna

Нина Григорьевна: (читает отказ от родительских прав) У нас родился в родильном доме номер 7 — это имени Граурмана, в общем очень престижный, кстати, роддом Киевского района — сын Балашов Михаил Игоревич. Просим передать нашего сына на государственное обеспечение в связи с пороком развития. Заявление написано добровольно. Балашова Светлана Владимировна.

in the playground

Шепетиновский: Ты знаешь ведь, да, что наверно скоро уедешь в Канаду, да? к папе с мамой, да? Вот твоя мама.

Воспитательница: Смотри, Мишенька, какая красивая.

Шепетиновский: А вот папа. Да.

Воспитательница: Ты радуешься?

Шепетиновский: Ты хочешь поехать? Да? Да. У тебя там еще будут сестрички и братья. Мм? Все будет нормально. Да? Ты хочешь поехать, скажи мне?

Миша: Да.

Шепетиновский: Поедешь? Согласен, да? Ну вот, я специально приехал, чтоб тебе показать. Я думаю, что где-то в течение месяца ты уже уедешь. Это папа, мама, а вот это дом. Ты будешь в таком доме жить. Как ты? Нравится? Знаешь, сколько будешь лететь? Двенадцать часов на самолете. Не боишься? Не страшно? А скажи пожалуйста, тебе не жалко будет расставаться вот с друзьями, с воспитателями? А?

Воспитательница: Кого ты любишь здесь? Кого ты любишь?

Шепетиновский: Ну скажи.

Воспитательница: Ну из воспитателей кого ты любишь?

Миша: Ларису Палну.

Воспитательница: Ларису Павловну.

Шепетиновский: Ларису Павловну, да?

Воспитательница: А еще кого?

Миша: Сергевну.

Воспитательница: А, Александру Сергеевну. А ребят? Любишь, да?

Шепетиновский: Друзья, конечно. Он будет к ним приезжать.

Воспитательница: Будешь звонить им?

Шепетиновский: Ты знаешь, наверно и с ручкой тебе помогут там, да? Сделают протезик, и будет у тебя нормальная вторая рука.

in the playground, Yakov Shepetinovsky speaks to the camera

Шепетиновский: К сожалению, родители, которые живут здесь, в России, в Москве в частности и вообще в России, они стараются брать все-таки, усыновлять здоровых детей. А для дете вот с такой патологией — ведь это в общем-то нормальный мальчик, ну он без руки, это врожденное уродство, врожденная патология, родители от него, мать отказалась, родители, и отец есть у ребенка, они отказались от него, потому что у него врожденный дефект, порок развития. А ребенок-то разумный, так сказать, у него нет никаких ментальных проблем, и если, так сказать, семья взяла бы его здесь, я думаю, что и здесь бы смогли ему сделать протез, и это был бы, так сказать, человек нормальный в обществе, который мог бы получить образование и все. Но к сожалению, он не найдет здесь родителей.

Yakov Shepetinovsky speaks sitting in the playground of Orphanage #46

Шепетиновский: Что ждет ребенка? Трудно сказать, как сложится семья. Вот в данном детском доме, мне представляется, у них достаточно сложная судьба и в перспективе, потому что это дети с патологией, дети с дефектами развития, с дефектами есть и лицевыми, речевыми, слуховыми. Как правило к ним в обществе так скажем у нас относятся ну не по-доброму, так скажем не по-доброму.

Шепетиновский: Я думаю, что их ждет судьба родителей, они могут стать асоциальными элементами в обществе.

Шепетиновский: Асоциальные элементы. Вы знаете, если мы походим по Москве, побродим, да, ну в таких непрестижных может быть, так скажем, районах, да, наверно, в разных районах можно это встретить... Асоциальные элементы. Это как правило люди, которые злоупотребляют ђлкоголем, которые как правило, за редким исключением не работают, которые бћльшую часть своего времени проводят на улице, у которых достаточно низкий интеллектуальный уровень или если они имели его достаточно высоким, то они деградировали и потеряли его, естественно это люди, которые не заботятся о семье, которые с детства приучают детей пить с ними алкогольные напитки. И в литературе и в прессе достаточно много примеров того, что трех-, четырех- пятилетние дети пьют с родителями. Вот это — асоциальные элементы.

Tanya Volkova speaks, sitting on a couch in her Moscow apartment

Волкова: Очень у многих не будет родителей. И не будет очень у многих родителей по той причине, что у нас есть такие мамы, которые просто убегают из, когда рожают ребенка, убегают из, как это называется, роддома, не оставляя никаких документов. И такого ребенка никогда нельзя никому отдать. Никто не имеет права его потом усыновить, потому что на него нет оформленных документов. И вот таких детей мне больше всего жалко. Или есть мамы.., которая сидит в тюрьме по много раз, она не отказывается от ребенка, а у нее несколько детей, и они должны страдать и воспитываться в детском доме, и они тоже не могут быть переданы никаким другим родителям. Таких детей очень жаль.

Слава: А почему такая мать не откажется от детей?

Таня: Очевидно, она думает о своей старости, когда нужно будет, чтобы о ней кто-то заботился. Ведь, знаете, мне в одном доме, детском доме рассказали историю, что девочка пяти лет убежала из детского дома, где замечательная совершенно директор детского дома. Я думаю, что вы тоже с ней познакомитесь. И когда ее потом нашли, ей сказали — а мать над ней издевалась, истязала ее — и когда девочку нашли, ей сказали: «Ну почему же ты убежала, разве тебе плохо у нас было? Ведь тебе же очень хорошо здесь!» Она сказала: «Мне очень хорошо, но я хотела найти свою мамочку и сказать ей — я тебя простила.» Понимаете?

sequence of shots that introduce Alesya: she plays with a doll, then talks to Slawomir

Славомир: А ее как зовут?

Алеся: Таня.

С: А тебя?

А: Алеся.

С: А сколько тебе лет? Четыре?

А: Да.

playground: Raisa Efimovna talks to the camera

Раиса Ефимовна: Хорошая девочка, ласковая, умненькая, только очень, очень тяжело больная. Вот тоже ее привезли — она еле ходила, по лестнице ее воспитатели с прогулки, и сейчас она вот в дождливую погоду, когда, она, когда, видно, прямо синеет, воспитатели на руках ее носят на третий этаж. У нее страшный порок сердца. Сердце. Требуется очень серьезная операция.

interview with Alla Kasimova

Касимова: В родильном доме женщина родила ребенка, девочку — Комиссарову Алесю. Но в связи с тем, что у девочки были множественные пороки развития сердца, мать отказалась от нее, написав заявление об отказе от материнских прав. То есть такие дети у нас по законодательству считаются отказными, и мы их имеем право отдавать на усыновление. Ну как вот мы знаем, что Алесе уже почти пять, наверное, да, лет? или даже уже шестой пошел год, девочку никто не брал на усыновление или как у вас говорят на «адоптирование» ребенка, да? в семью, так как девочка больна, тяжело больна.

sequence of shots: Yakov reads Alesya's relinquishment-of-parental-rights papers

Шепетиновский: Мы, нижеподписавшиеся, удостоверяем, что в нашем родильном доме при городской клинической больнице номер 15, 20-го 12-го 87-го года родила гражданка Комиссарова Татьяна Николаевна девочку Комиссарову Алесю Владимировну. От ребенка отказалась, о чем имеется ее заявление. Комиссарова Татьяна Николаевна самовольно ушла из родильного дома, оставив паспорт. Нигде не прописана, не работает, в браке не состоит. Акт составлен для перевода ребенка в дом малютки.

interview with Alla Kasimova, who speaks sitting at her desk

Касимова: Наш центр был создан 3 сентября 91 года постановлением правительства Москвы, и мы в течение двух лет своей деятельности все время помнили об Алесе и старались ее устроить в семью, но в семью иностранных граждан, потому что наши москвичи и россияне не хотели ее усыновлять, ну тут очень много наверно тех причин серьезных, на основании которого девочка не усыновляется здесь, у нас, потому что предстоит огромная и большая операция на сердце.

Касимова: Мы ее устраивали, и хотели устроить в семью итальянских граждан, и у нас была подобрана уже пара, супружеская чета, которая собирались уже приехать за ней, но потом, уже проконсультировавшись с врачами там в Италии, они поняли, что они не смогут просто-напросто провести такую медицинскую работу. Устраивали и предлагали ее во все, можно сказать, страны, с кем мы работаем, сотрудничаем в области усыновления. Ну вот сейчас у нас появилась супружеская чета из Канады, которая забирает Алесю. Сейчас у нас осталась последняя стадия в оформлении документов, и мы очень рады, что Алеську у нас забирают.

Касимова: Она умная, очень хорошая девочка, но вот это заболевание сердца, которое здесь наверное не смогли врачи наши устранить, я считаю, что конечно девочку там прооперируют, и она будет нормальным человеком, полноценным человеком.

interview with Yakov Shepetinovsky, in an office

Шепетиновский: Там тяжелый порок сердца, это тетрђда Фаллћ, (tetralogy of Fallot) которую, ее хотели поначалу оперировать здесь, в Москве, в институте Бакулева, достаточно высокой,.. один из самых квалифицированных институтов по сердечно-сосудистой патологии, но все-таки шансов на то, что успешно пройдет операция, как они честно сказали, немного — где-то до 25-ти процентов они давали шансов. Поэтому мы зђнялись тем, чтобы помочь, значит, или найти спонсора, который смог бы, значит, оплатить пребывание ее в стране и операцию, в какой-либо, значит, или пойти по пути усыновления. Вот к счастью для нее такие родители нашлись.

Шепетиновский: Вот мы столкнулись с такой проблемой изначально, что правительство Канады не разрешает въезд и усыновление детей, страдающих патологией сердца, при которой нужно оперативное вмешательство. Это связано с тем, что в самой стране достаточная очередность на оперативное лечение детей и лиц, страдающих сердечно-сосудистой патологией. Но, учитывая, что родители — усыновители Комиссаровой Алеси — это, так сказать, очень приятно, что они вот такую активность проявили — их хорошая знакомая, семьи их, она доктор, который может и дала согласие прооперировать Алесю бесплатно. Вот таким образом Ассоциация обратилась в посольство, в иммиграционную службу, и они дали разрешение на то, чтобы Алеся была... проведено усыновление, удочерение, и она будет прооперирована там. Уже дается где-то 75 и выше процентов на то, что операция пройдет успешно, и девочка сможет, так сказать, дальше расти и развиваться уже в семье.

sequence of shots: caregiver brings Alesya to the playground, where Yakov Shepetinovsky talks to her and shows her the photographs, tells her she'll be operated on in Canada

Алеся: Здластвуй.

Шепетиновский: Здравствуй, здравствуй. Садись. Давай-ка вот так вот сядем. Так. Как у тебя успехи? Мм? Нормально все? Как ты себя чувствуешь? Хорошо? Одышки нет? А? Ну-ка покажи губки. Нет, губки. Вот так, не надо, не надо, вот так, нормально. О, так, вот так. Хорошо. Ты знаешь, что я тебе пришел сказать? Что ты ведь скоро поедешь к своей папе и маме. Хочешь посмотреть на свою папу и маму? Посмотри. Вот папа, вот мама. Тебе нравится?

Алеся: Да.

Шепетиновский: Да. Вот это дом, где ты будешь жить с ними. Видишь? Да? Вот это машина папина, а это машина мамина. Вот этот дом с другой стороны, видишь какой красивый дом? Вот здесь ты будешь жить, да? Вот твоя папа и мама, они нашлись. Да? В Канаде тоже. Там же, где и Миши Устинова родители, да?

— Где?

— Мм?

— Где?

— В Канаде. Вот. И тебя там будут лечить.

— Ты знаешь, где это — Канада?

— Ты знаешь, где Канада? Америка — слышала такую страну?

— Нет.

— И Америку не слышала? Ну как же так? Ну это очень далеко. Я тебе скажу так: знаешь, сколько лететь на самолете? Ты летала на самолете когда-нибудь?

— Нет.

— Нет. А в машине мы с тобой ездили, правда? Ну вот. А самолет, ну, летит в сотни, тысячи раз быстрее машины, да? Ты знаешь, сколько часов будешь лететь в Канаду? Двенадцать часов. Выдержишь?

— Да.

— А ты знаешь, что тебе предстоит операция? Да? Тебя соперирует, и у тебя вот этого не будет уже, синевы, да? Одышки не будет, да? Никто тебя на руках уже носить не будет, будешь бегать сколько захочешь.

Нина Григорьевна: Да вы знаете, я бы все-таки хотела, чтобы наши дети оставались в России.

Слава: Почему?

НГ: Ну родное остается родным. Я сама, для меня родная земля, и мне кажется это должно быть только так. Хотя, кто знает.

Слава: Ну мне интересно услышать ваше мнение об этом.

НГ: Ну, может быть по-разному люди рассуждают, я просто... моя родина — это моя родина, мне кажется, даже земля здесь — все оно дает тепло, ну пусть не столько будет материальных благ, но все-таки это родное.

Слава: Вам жалко, когда они уезжают?

НГ: Мне жалко. Хотя в душе я понимаю, что дети там будут счастливее. Здесь их ждало бы очень плохое будущее.

Нина Григорьевна: Все мы уверены о том, что дети конечно будут очень счастливы. Дети обретут настоящие семьи. И не будут обречены на это вот ущемление с детства до старости. Их там... вот я уверена, они будут полноправными членами семьи. И сначала как дети, и когда уже будут взрослыми.

Нина Григорьевна: У каждого человека есть своя родина, своя земля. Я считаю, что вот эта связь, она естественная, и человек все-таки должен жить там, где он родился. Мое мнение, такое внутреннее.

Славомир: Что случится, если он будет жить не там, где он родился?

НГ: Ну я не жила нигде, но мне кажется это нарушается какое-то естественное, ну слияние, что ли, с землей.

Слава: Откуда приходят дети в детский дом? Как они становятся сиротами?

Нина Григорьевна: Сиротами? Отказываются в домах... в роддомах. Прямо пишут отказ. Лишают родительских прав, если там родители ведут аморальный образ жизни. Некоторые поступают вообще с вокзалов, брошены на скамеечках.

Прочитайте нам какой-нибудь из документов, с которыми к вам поступают сироты.

Нина Григорьевна: Так, справка. Родители девочки-подкидыша, найденной 4-го 3-го 88-го года на улице Первая Бћевская не найдены и не установлены. Начальник 101-го отделения милиции города Москвы.

Нина Григорьевна: Вы знаете, я думаю, что это чисто, такое истинно человеческое чувство, что вот сейчас в России сложно, и вот помочь чем могут, потому что ведь берут не родители, не имеющие детей, а берут семьи, где есть уже дети — и вот искренний вот порыв души, сердца, я только отношу это так. И я видела этих людей — там ничего другого быть не может. Именно помочь и дать возможность человеку вырасти полноценным, полноправным человеком. Помочь.

Нина Григорьевна: Мотивы там... бездетные, как правило. Как правило, бездетные. Я вот в своей практике не сталкивалась с тем, чтобы приходили и брали ребенка на усыновление в ту семью, где есть уже дети.

Alla Kasimova speaks sitting at her desk

Касимова: На иностранное усыновление мы отдаем только больных детей, имеющих физические и другие какие-то медицинские патологии. Почему мы отдаем только больных детей на иностранное усыновление? У нас огромное количество желающих — наших москвичей и россиян, которые хотят усыновить детей в свои семьи, но усыновляются в наши семьи только здоровые дети. Это и наверное естественно, потому что каждый родитель хочет иметь здорового ребенка. Ну а те дети, которые уже не усыновляются здесь у нас из-за своей патологии — там, без руки, без ноги, заячья губа или внутренняя патология — отсутствие почки там одной или сердечные вот такие вот проблемы, то таких детей мы стараемся устроить в семьи иностранных граждан. И к нашему счастью мы огромное количество детей передали в семьи иностранных граждан. Тех детей, которые наверно никогда бы здесь не были усыновлены и наверное всю свою жизнь они бы провели до совершеннолетия в детском доме, в доме ребенка.

Касимова: Мы работаем на основании действующего законодательства, которое у нас было принято еще в 54-ом году. Ну были какие-то изменения и дополнения в это законодательство, но таких кардинальных изменений, а тем более по вопросам усыновления, у нас не было. В течение где-то последних двух лет остро встал вопрос международного усыновления, то есть пошел наплыв иностранных граждан в Россию за детьми, и тут наше правительство сочло нужным, и в какой-то степени это правильно, 18 декабря 92 года прќняв постановление Верховного Совета о том, что на иностранное усыновление могут отдаваться дети-россияне, но только в исключительных случаях, когда здоровье, состояние здоровья ребенка не терпит отлагательств — то есть это больных детей.

Касимова: Вы наверное слышали, какая идет негативная пресса по вопросу международного усыновления, когда пишется о том, что якобы детей усыновляют только для того, чтобы или перепродать или для трансплантации органов, то естественно мы тут вынуждены ставить условие перед агентствами, что они в течение этих 2 лет будут наблюдать за этим ребенком, которого они у нас забрали, а наблюдать это не то что пришли и ушли, это постоянные визиты в семью, это постоянные отчеты в наш Центр о состоянии здоровья ребенка, потому что мы отдаем действительно больных детей. Фотографии детей нам присылаются и раз в году агентство обязано пригласить работника сиротского учреждения, откуда был взят ребенок, на обследование условий проживания ребенка. И вот в течение уже вот последнего времени у нас выезжали главные врачи в Америку в агентство Крэдл оф хоуп, в агенство в Бостон, и видели наших детей, которых мы отдали на усыновление, и нам очень радостно, что они находятся действительно в тех семьях, куда мы их отдали. Их никуда не продали, их не... не то что там какие-то органы вырезали, а наоборот сделали полноценными людьми общества, и они не чувствуют уже себя больными детьми, потому что сколько у нас было усыновлено детей с заячьей губой и волчьей пастью, и сейчас если увидеть фотографии, когда ребенка забирали и каким он стал, это мы просто не узнаем своих детей.

Касимова: У нас очень хорошие эти учреждения, все удивляются, в каком состоянии они у нас содержатся, то есть для детей там создано всё, и они получают всё в этом учреждении, но какой бы золотой клетка ни была, она остается клеткой. Ребенку конечно нужны индивидуальная ласка матери, индивидуальный отец, который все время будет постоянно с ним, то есть счастье то, которое ребенок должен получить в своем вот таком возрасте.

Касимова: У нас по нашему законодательству, по нашему законодательству, раньше, 3 года тому назад, мы не могли отдать больного ребенка на усыновление вообще, то есть на усыновление отдавались только здоровые дети.

Слава: Ни в России, ни за границу?

Касимова: Ни в России, ни за границу. Мы отдавали только здоровых детей. 3 года назад у нас была принята инструкция двумя министерствами, Министерством просвещения — РСФСР тогда — и Министерством здравоохранения РСФСР, которая уже дала право такое, что на усыновление могут отдаваться как больные дети, так и здоровые дети, но при условии, что родители будут поставлены в известность о заболевании ребенка и родители решают, взять ли им такого ребенка с таким заболеванием, или не брать.

Касимова: Тайна усыновления у нас существует, разглашение тайны усыновления у нас карается законом. У нас есть статья в уголовном законодательстве. Поэтому сложная, самая сложная работа это у нас когда усыновляются дети грудного возраста, двухнедельные дети, вот такие. То есть у нас, если у вас это не существует, и вот они привезли ребенка из Москвы усыновленного, и все соседи знают и все знают, что ребенок «адоптированный» из России, и отношение у них там хорошее, потому что знают, что ребенок усыновлен, то у нас этого нет. У нас это очень очень сильно скрывается в тайне, наверно потому что у нас общество еще не готово к такому знаете свободному воспитанию. Когда ребенок усыновлен, и если кто-то узнает, то это не принесет счастья этим людям, которые усыновили ребенка. Не принесет.

Касимова: По нашему законодательству предусмотрено изменение, при усыновлении, изменение фамилии, имени и отчества ребенка. Также можно изменить дату рождения и место рождения ребенка с целью сохранения тайны усыновления, с целью сохранения тайны усыновления. И у нас почти все родители, которые усыновляют, они меняют дату рождения и место рождения.

Касимова: Вы знаете, в моей практике было, конечно, были эти случаи, когда родители сами говорили о том, что ребенок усыновлен, но говорили уже тогда, когда ребенок был в старшем, в таком большом уже возрасте, лет 20 ему уже, 25, и родители это говорят, потому что считают, что если не сказали, то тоже большой грех.

Касимова: Здесь огромное колмчество юридических вопросов, которые решаются непосредственно здесь. А потом вы же понимаете, каждый случай имеет свою окраску, и закон-то у нас неумолим. Поэтому мы должны сделать так, чтобы не нарушили закон, а за законом естественно стоит судьба ребенка, и если нарушили закон, сделали так, что ребенок не мог уйти на усыновление, а мы его отдали, и через года 2-3 мать, которая ну по каким-то причинам оставила ребенка, она имеет право подать в суд, и тогда если неправильно оформлены юридические документы, то естественно ребенка могут изъять и отменить распоряжение об усыновлении, и ребенка передать матери. А тут, естественно, трагедия двойная для ребенка и для тех людей, которые усыновили.

Karmanov stands in a little park in a Moscow street and speaks to the camera

Карманов: К сожалению исторически так уж сложилось, что почему-то в нашем обществе российском стало принято усыновлять ребенка и говорить, что он мой, родной. Создђлась целая законодательная такая нормативная база, которая позволяет и сохраняет эту тайну усыновления. То, чего по существу в западных странах нет. Там ребенка берут на усыновление, и вот он рядом, и все знают, что мистер Смит взял ребенка на усыновление. Мистер Смит получает дополнительное уважение от общества. Ребенок вырастает, понимая, что он не родной, но он видит, что независимо от того, что он не родной, он не получает совершенно какой-то дополнительной, может быть, ни блага, ни горя. Он воспитывается на равных условиях со своими названными братьями и сестрами.

Карманов: Ну представьте себе: пара, муж и жена, усыновляют ребенка. Может процес иногда проиходить так, и это предусмотрено, кстати, законом, когда женщина начинает симулировать беременность. Она для соседей своих по дому, или по работе дл своих коллег, она говорит: «Я начинаю ждать ребенка». Ну и все вместе с ней точно так же ждут ребенка. В положенное время она якобы идет в родильный дом, якобы рожать, но она не рожает, а просто получает ребенка. И приходит, говорит как будто «это мой».

Карманов: Прошло — а так бывает и я знаю такие случаи — допустим 15-17 лет, и каким-то образом ребенок, до этого знавший, что он родной, вдруг узнает, что он не родной. Это огромный стресс. Я бы не пожелал ни одному человеку, тем более подростку с неокрепшей психикой, делать такие открытия. Это ломается сразу вся семья.

Карманов: Очень часто, к сожалению, вот такие усыновленные дети, не имею.., сохраняющие тайну усыновления, они в силу тех или иных, допустим педагогической какой-то... несовершенства родителей, ну не воспитываются такими, будем говорить, добропорядочными гражданами. И родители уже начинают на этого ребенка смотреть и говорить: «Ага, вот он у нас не родной, он у нас непослушный, он у нас хулиганистый, это виноваты его гены.» Они не на себя смотрят, что они не сумели его воспитать. Они начинают ссылаться на те гены, на ту кровь, которая якобы привнеслась сюда.

Карманов: Очень часто соседи на третий, на четвертый год всё-таки каким-то образом узнают, что ребенок не родной, ребенок усыновленный, и как всякая тайна, она чешется, она заставляет лишний раз появляться какому-то ажиотажу, ненужному какому-то вниманию, и это тоже начинает сказываться на микроклимат этой семьи, и очень часто родителям приходится даже уезжать из этого дома, в другой город, в другое место, чтобы сохранить эту тайну. Тайна, я думаю, для ребенка, которого усыновляют, она не нужна. Она чаще всего нужна взрослому.

Карманов: Ребенок должен знать. Ведь сейчас, когда мы скрываем тайну усыновления, ведь мы по существу манипулируем человеком, человеком, у которого еще не сформулировалось [he really means сформировђлось] сознание. Если мы говорим о правах человека, но ведь и в два, и в три, и в год, это человек, и его права надо свято соблюдать.

Karmanov stands in a little park in a Moscow street and speaks to the camera

Карманов: У нас в России очень большие очереди на усыновление. Люди иногда ждут возможности усыновить ребенка годами, 2, 3, 4 года иногда. Но надо иметь в виду, что это ожидание связано и с одной стороны с характером тех людей, которые собираются усыновить ребенка, а с другой стороны и с состоянием тех детей, которых собираются усыновить. Начнем с детей. В России дети, оставшиеся без попечения родителей, это как правило дети, в большинстве своем, дети из асоциальных семей. Я имею в виду здесь несложившиеся отношения родителей с окружением, с правопорядком, с нормами нравственности. Очень многие из них грешат тягой к спиртному или к какому-то другому образу жизни. И очень часто у них появляются дети ослабленные, отягчённые пороками этих родителей. Они рождаются примерно процентов на 80, на 90 уже больными. А люди, которые ждут ребенка и хотят усыновить, в раннем особенно возрасте, они, естественно очень часто ждут ребенка здоровенького, без дурной наследственности, без различного рода отклонений. Ну и бывает очень часто что они ждут ребенка, который бы чем-то напоминал их самих, был похож. Цветом глаз, волос, может быть даже какими-то другими показателями — носик, глазки, губки. Это не всегда получается. И поэтому они ждут.

Карманов: Вот те очереди, которые стоят и очень долго ждут ребенка на усыновление, если посмотреть на них, на мой взгляд эти люди, ожидая по два, по три, по четыре года ребенка, они очень часто ждут этого ребенка для того, чтобы сделать себе хорошо — не ребенку несчастному, а себе. У них нету ребенка в семье — по тем или иным причинам. И они считают, что если у них появится приемный ребенок, то микроклимат в семье улучшится. Значит они думают о себе, о взрослом. С другой стороны бывают такие случаи, когда судьба в той или иной семье забирает ребенка. Ребенок погибает. Они усыновляют другого. И очень часто — я с этим сам сталкивался — ребенок, пришедший взамен ушедшего, в семью, он становится каким-то постоянным эталоном, на который родители смотрят. «А вот наш, родной, был бы не такой.» И этот ребенок иногда оказывается в очень, очень тяжелом психологическом климате, нравственном плохом очень климате. Он не понимает, в чем он виноват, в чем он провинился. А родители на него смотрят, они сравнивают с умершим или с погибшим ребенком, и очень сильно сожалеют, и не желая того сами, они очень часто этому ребенку делают больно.

Карманов: Сначала они попадают в дом малютки, где находятся от 0 до 3 лет, потом они попадают в дошкольный дом ребенка, это от 3 до 7 лет, потом они переходят в детский дом, от 7, предположим, до 12 лет или в интернат сразу попадают, где до 15, до 17 лет находятся.

Карманов: Больше всего, конечно, хотят получить ребенка одного, двух, трех, четырех месяцев — до года по крайней мере. Уже количество желающих усыновить ребенка от года до двух — меньше, от двух до трех — еще меньше, до пяти — меньше, а после пяти практически никакой очереди нет. Потому что опять считается, и не совсем правильно, что вообще ребенка надо брать вот с такого возраста, раннего, и тогда все возможности, условия для того, чтобы сделать из него человека. Но ведь это не так, мы знаем это отлично.

Карманов: Из 100 детей у нас примерно 2-3, ну максимум 4 ребенка — это дети, от которых родители отказались при рождении, то есть это минимальное количество. Основное количество — это примерно 40-50 детей из этих 100, это те дети, родители которых были лишены родительских прав за те или иные асоциальные действия или явления. И те дети, которые уже сегодня имеют возраст 4, 5, 12, иногда даже 15 лет, и которые несут в своем организме, в своем воспитании уже те пороки, которые имели их родители. И которые — о чем я говорил — уже таким интересом людей, стоящих в очереди на усыновление, не пользуются и не относятся. И наконец оставшиеся там 50 — это как правило либо больные родители, которые не в состоянии сами воспитывать детей и которые очень часто тоже передают по наследству те или иные заболевания, особенно душевные, умственные заболевания. Ну и какая-то определенная часть детей, родители которых сегодня находятся в местах заключения, примерно 20-30 из ста. Но эти же родители после освобождения возвращаются, и они имеют право претендовать на возвращение ребенка в свою семью, то есть этот ребенок не может быть усыновлен или удочерен.

Karmanov stands in a little park in a Moscow street and speaks to the camera

Карманов: На Западе давным-давно уже люди если хотели, то усыновляли детей из других стран. Голландцы, предположим, могли из Юго-Восточной Азии брать детей, могли брать детей из развивающихся стран Африки, и никто вообще никогда не задавал никаких вопросов в этом плане. И вот эта наконец волна коснулась и России, когда западные граждане проявили интерес к детям-сиротам России и предложили, что мы готовы взять этих детей в свою семью на любых условиях. Либо это может быть усыновление, adoption, либо это может быть просто опекунство, попечительство, foster care называется у вас, по-моему.

Карманов: Поскольку у нас 80% детей в детских домах и школах-интернатах — это дети больные и дети, имеющие достаточно крупные пороки не только умственного развития, но и целый букет физических недостатков, то и сказали, что раз они не пользуются у наших усыновителей вот этим интересом, то мы разрешаем их отдавать на усыновление на Запад.

Карманов: Когда этот процесс нђчался, началќсь дебаты. Разного плана. Одни говорили: «Как же так, мы будем наших детей отдавать на Запад? Не ломаем ли мы наш генофонд, и вообще насколько это нравственно и насколько это прилично перед глазами истории?» Я думаю, что здесь не следует обращать внимание очень сильно на эту сторону разговоров по одной простой причине — потому что если мы выходим — Россия — на уровень демократических таких государств, нам уже надо с одной стороны больше уже говорить и понимать не только умом, но и душой, и сердцем, такое понятие как гражданин мира. А с другой стороны надо подумать о другом. О том, что дети, имеющие те или иные отклонения в развитии, дети, имеющие те или иные недостатки физического и умственного состояния, они в семье все равно развиваются гораздо лучше. И если наши российские семьи сегодня не в состоянии взять пока этих детей, а есть другие страны, есть другие семьи, которые могут создать необходимые медицинские, психологические, просто-напросто такую мягкую, вкусную заботу, я бы... душевную, сердечную ауру и тем самым ребенка адаптировать к обычной, социальной, нормальной жизни, мне кажется, здесь не следует мешать и не надо думать о последствиях.

Карманов: Я бы показал им наших российских ребят, восемнадцать-двадцать лет, которые, которых не усыновили ни на Запад, ни в России, нигде, они остались здесь, а потом бы привез здесь в Можайск, здесь есть тюрьма такая для несовершеннолетних, и показал бы: вот что лучше — жить в России, жить в тюрьме или, допустим, жить на Западе в семье, где ребенок развивается как нормальный совершенно человек?

Карманов: К сожалению, заметный. Я сейчас не располагаю этой статистикой, но то, что достаточно большое количество подростков попадает в тюрьму, это точно. Потому что они не имеют того нужного социального опыта самостоятельной жизни. И если выпускник интерната выходит в такую, в обычную жизнь, он, если встретится с добрым, хорошим человеком, он может, как хорошее дерево, дальше расти, развиваться и плодоносить. А если он натолкнется на плохого человека? И вот он, этот плохой взрослый человек может его привести на скамью подсудимых, девочку может привести на панель. У нас в Москве сейчас наверно около 300 несовершеннолетних выпускников детских домов — девочек, которые уже имеют детей и не имеют мужа. Они же тоже сейчас мучаются. Они своих детей уже не отдают в детский дом, они их воспитывают, но на что? У них мало денег, у них нет никакой профессии, у них есть целый ряд проблем.

Москва, 2 августа
Tanya Volkova talks, sitting on a couch in her Moscow apartment

Волкова: Девочке исполнилось 5 лет, и в этот день мы узнали, сидя здесь в Москве, что у нее наконец-то нашлись американские родители, которые сказали: «Все прекрасно, мы ее берем, и мы так радовались, мы пили шампанское за это, и я подумала: «Какая счастливая девочка в Челябинске, теперь у нее будет папа профессор Калифорнийского университета, и все у нее будет хорошо, и мы просто были счастливы за нее. Мне даже не верилось. А когда узнала директор, главный врач детского дома, дома малютки, где она живет, эта девочка, она заплакала.

Волкова: Мы там оставили альбом с фотографиями — родителей, ее сестры будущей, ее кошки, ее дома, и теперь девочка учит, она говорит: «Это мой папа, это моя мама, это наша кошка, это моя сестра.»

9 августа
Челябинск, Дом ребенка №2 Zin. Mikh. speaks sitting at her desk

Зинаида Михайловна: Оленьке прислали подарки, и с тех пор, Оля в общем-то ждёт папу и маму, и показывает всем альбом с фотографиями, и говорит, что это её родители. Поэтому мне особенно хочется, чтобы они завтра приехали, и очень хочется, чтобы всё было хорошо.

Слава: А что если это не состоится?

Зинаида: Для меня, конечно, это будет большая трагедия. Оля — ребёнок... она ещё в общем-то не совсем отдаёт отчёт в том, что произойдёт, но в крайнем случае я буду искать ей родителей в России. У нас сейчас появилось законодательство, по которому такие дети могут быть отданы в русские семьи. Значит, я буду искать ей родителей в России... потому, что ребёнок... ребёнок может и должен быть в семье — этот ребёнок.

Зинаида Михайловна: Жалко. Но я очень надеюсь, что там ребёнок найдёт именно истинную любовь, истинное понимание, и если ребёнку сделают всё, чтобы он был абсолютно полноценным, и был счастливым, для меня бћльшего не надо.

Зинаида Михайловна: В общем-то всё, что касается нашего вмешательства мы всё сделали. Мы оформили документы у районной администрации, подписали документы у областной администрации. Сейчас приедут родители, и если им понравится ребёнок, они должны будут получить свидетельство о рождении и паспорт. Получить медицинские документы, которые я им подготовила. И они могут ехать.

Зинаида Михайловна: Нет. Они усыновили ребёнка. Это их собственный ребёнок теперь считается, и поэтому они, если им ребёнок понравится, выписывают свидетельство о рождении на собственное имя и фамилию.

Слава: Почему так делается?

Зинаида: Понимаете, ну, это особенности советского законодательства.

Слава: Но какова цель этого?

Зинаида: У нас в России сохраняется... ну, как сказать... тайна усыновления.

Слава: Что это значит?

Зинаида: Значит, если родители усыновили ребёнка, взяли чужого ребёнка, и не хотят, чтобы кто-то об этом знал, значит я, и все те, кто работали с этим ребёнком ни в коем случае не должны об этом нигде говорить. И на ребёнка оформляются новые документы. Новые документы. И уже с этими документами, ну, как сказать, очень трудно... как-то вот... найти концы, как говорится.

Зинаида Михайловна: Оленька родилась в семье, ну как сказать, она была ребенком, внеплановым ребенком, будем так говорить. Ребенком, который оказался не нужен семье. И поэтому мама отказалась от нее еще в родильном доме. А так как наше учреждение воспитывает таких детей, дает путевку в жизнь таким деткам, эти, этот ребенок поступил к нам. И мы Оленьку воспитывали. До года она, ну как сказать? Ну она росла очень красивым ребенком, но часто болела. И... У ребенка была тяжелая энцефалопатия (developmental disability). Ребенок с особенностями характера, будем так говорить. Но по состоянию здоровья этого ребенка он просто в русские семьи не пошел.

Зинаида Михайловна: Ну, особенности характера... Понимаете, девочка любит одиночество. Девочка... я не могу сказать, что она очень контактна со взрослыми. Она избирательно хорошо относится к людям. Избирательно. Ну а в принципе... Ну, еще какие-то вот такие вот особенности характера, связанные именно, это личностные особености, это ее, это ее особенности характера, которые никоим образом не должны повлиять в будущем на нее как на человека, если во-время, ну как сказать, ее очень любить и заняться ее воспитанием.

sequence of shots that introduce Olya: Zinaida gives Olya her ring, then they look at the album, then Olya washes her hands, Zinaida holds her album

Зинаида: Иди, я тебе дам свое колечко поносить.

Нина Иосифовна: Ой, какое красивое колечко!

З: Оля! Да не стесняйся, пожалуйста. Оленька! Оленька! А у тебя есть мама с папой?

Оля: Есть.

З: Есть? Они когда приедут?

О: Завтра.

З: Завтра? А у тебя кто еще есть?

О: Только киска.

З: Киска есть! А еще кто есть?

О: Папа.

З: Папа! А ты покажешь фотографию папы с мамой? Покажешь?

З: Сестренка! А где котик?

О: Вот.

З: Котик! А это кто?

О: Это папа.

З: Папа! Это мама! А это кто? Вот это кто? Кисоньку покажи. Где киса у мамы? У мамы где киса в руках? Мама. А где папа? На кухне. А мама? На кухне мама. Папа, да?

Зинаида: Где у тебя полотенце?

sequence of shots: the Doctors arrive in Chelyabinsk airport, talk to Lena in the lounge

[Note: Сэм и Мередит Докторс живут в Калифорнии; Сэм — профессор университета, Мередит — консультант по вопросам здравоохранения]

Meredith: It's dark.

Sam: Dark? It soon will be light, Mary.

Meredith: I know.

(in the lounge)

Lena: Dinner. And after dinner you can see the girl.

Sam: So she knows... she can't pronounce your name...

Meredith: Well, how many American kids can pronounce my name? Meredith. They don't have a th.

Sam: They can't say Mary?

Meredith: She'll be calling me Mommy.

Sam: What do they say here, Mom?

Meredith: Mama. You'll be Papa.

Tanya Volkova talks standing in the middle of a street in Chelyabinsk

Волкова: Я рада за родителей, потому что я вижу, как они ждали этого ребенка, как они хотят с ним встретиться, и они надеются, что ребенок тоже их ждет, и это конечно радостно — для меня, потому что я что-то сделала для этого.

Славомир: Что еще случится сегодня, завтра? Скажите какие планы?

Волкова: Я думаю, что сейчас мы поедем в детский дом, они познакомятся с девочкой, у них есть подарки для нее и для других детей тоже, а завтра мы будем заниматься оформлением документов.

Славомир: Что еще нужно сделать?

Волкова: Если сегодня будет готово постановление, то завтра мы просто выписываем в ЗАГСе свидетельство о рождении ребенка и свидетельство об усыновлении ребенка новыми родителями.

Славомир: И потом?

Волкова: И потом она может получить паспорт в ОВИРе, и мы летим в Москву. Нас ждет там медицинская комиссия, а потом посольство.

sequence of shots: in the pouring rain, the Doctors drive to the orphanage, meet Zinaida, meet Olya, talk to Olga Antonovna (Olya's favorite caregiver, whom she calls "Baba"), and Lena the interpreter, then Zhakov makes his remarks, Baba tells the kids to put on their galoshes

Meredith: It'll make the experience this much more memorable. It has to be a call of nature. And if a lot of rain... if rain means good fortune, then this...

Sam: A lot of rain means a lot of good fortune.

Meredith: Let's hope. It's incredible.

Лена: Зинаида Михайловна...

Зинаида: Пожалуйста, заходите.

Лена: This way.

З: Мы очень рады вас видеть!

Зинаида: Здравствуйте, детки. А к нам приехали гости. Лёленька, посмотри, кто к нам приехал. Лёленька.

Ребенок: Гости приехали. Гости приехали.

Воспитательница: Гости приехали, много гостей.

Зинаида: Лёленька, посмотри, кто к нам приехал, а? Кто к нам приехал?

Лена: Оля, ты помнишь фотографии?

З: Лёленька, улыбнись. Улыбнись, мое солнышко.

Лена: Вот этого мишку это твоя сестра тебе прислала. Ты помнишь сестричку на фотографии, да?

Зинаида: Ну, покажи альбом. Иди к папе с мамой.

Лена: Идем, посмотрим альбом, посмотрим, где твоя сестричка, которая тебе мишку прислала.

Meredith: Ola!

Лена: Мама, ты видишь маму? Мама приехала.

Лена: Видишь, а вот это сестричка твоя, это она тебе мишку прислала. Да? Вот, а тут смотри... Оленька... Оля.

Meredith: Ola! Ola!

Зинаида: Оля... Она стесняется. Пожалуйста, я поиграю с ними.

Баба: Покажи мне, познакомь меня со своей мамой, с папой. Где мама и папа? Познакомь меня. Ну покажи, где мама? Познакомь. Нет, мама где? Живая мама. Там на картинке, а здесь живая.

Sam: Now we got a smile.

Баба: Обними их скорей.

Лена: Нђ тебе шарик.

Meredith: Now she has to go show people.

Зинаида: (Мише) Я боялась, что она просто не пойдет. (Оле) Леля, улыбнись, мое солнышко, улыбнись, моя кисонька, улыбнись.

Жаков: Когда она стала раздавать шарики, она почувствовала, что она уже что-то имеет свое, и она понесла детям свои игрушки. Вот психологически, наверное, самый потрясающий момент.

Зинаида: Я считаю, что реакция ребенка положительная. Ребенок особенный, он не очень воспринимает посторонних людей, а тут все-таки Оленька пошла, улыбается и все-таки общается. Я считаю, что это прекрасно. Я думаю, что все будет хорошо.

Meredith gives Olya a new dress

Баба: Ой, какое красивое. Давай померим.

Лена: Померим? Ох ты, фея. Смотри-ка. Будем одевать? Оденем? Ура! Давай оденем. Ну-ка, мама пускай оденет.

Зинаида: Дай Бог, чтобы она была счастлива. Дай Бог.

Баба: Оля сама. Оля сама.

Лена: Немножко так великовато, но ничего.

Баба: А карманы-то какие. А что же мы в карман-то сейчас положим, а? Ну-ка, Оленька. Ты смотри, как здорово. Так, бери маму с папой за руку... Бери за руку. В постельку, ой, в спальню. Покажи кроватку. Ну, скорей.

Sam: Too much all at once. Too much. Too much, sweetheart?

Баба: Давай, бери, бери за ручку. А и я пойду! И я пойду.

Лена: Давай завяжем, завяжем бантики, и детям покажем.

Баба: Деткам покажешь.

Лена: Всё, всё, всё.

Лена: Она хорошая, хорошая девочка.

Баба: Девочка хорошая. Но дело в том, что вот она липнет, что она, ну где-то что-то с детства идет, чего-то побаивается. И вот гулять идете ли, или... ну только за руку. Только за руку.

Lena: The thing is she says that since she was a small baby, she... it looks as if she's been a bit afraid of something, you see. And you must constantly take her by the hand, and walk with her. You know. That's why she wants to be with somebody, you see.

Баба: Ее ни на минуту нигде одну оставлять нельзя, она будет кричать.

Lena: It's no good leaving her alone.

Зинаида: Беспокоится.

Баба: Беспокоится, да.

Olya, exhausted, lies in Baba's lap

Баба: И Баба пойдет с тобой. Сегодня. А потом ты с мамой, с папой будешь. Баба же домой пойдет. И Оленька домой поедет. Ты на чем полетишь? На чем полетишь? На чем ты полетишь? А? На самолетике? Да? Ничего. (Сэму) Все нормально, иначе и быть не может.

Оля: И бабушка пойдет?

Баба: И бабушка пойдет. Пока.

Жаков: Что у этих людей сейчас в душе? Вот они первый раз увидели эту девчонку. Что у них получится дальше? Ожидали они увидеть такую девочку? Ведь это не обычный, не здоровый ребенок.

(indistinct)

Баба: Имя-то не будете менять?

Lena: About the name... Она будет Ольга Елена.

Baba opens the door, speaks to all children

Баба: Так, ну идите сапожки одевайте. Идите, одевайте сапожки.

Sam in the childrens' room explains why they're adopting Olya

Sam: We first started thinking we should help in Bosnia, but in Bosnia you can't adopt, because they haven't decided who's a refugee still. So then we thought about Russia, because all of our grandparents are from Russia.

Slawomir: So is it the feeling of helping?

Sam: It's helping, but we wanted another child. We have an eleven-year-old, and we thought she should have a sister, too. And Meredith doesn't want to have a baby, and so this seemed to be the best way to do it. And we also think that foreign adoption is better, because there are more children in need here and in other countries than there are in America.

the Doctors and Lena say good-bye to Zin. Mikh. Antonova

Lena: You'll be told about her things, how she eats, how she sleeps, all this sort of things.

Meredith: All the questions we have.

Sam: Yes.

Зинаида: Какие игрушки...

Lena: What kind of toys.

Зинаида: В общем полностью информацию по ребенку.

Lena: The whole information about the child. Maybe if you want to ask some questions now maybe? No? Or shall we do it tomorrow?

Meredith: Tomorrow's OK.

Lena: Tomorrow. Завтра.

Sam: We're very pleased and we appreciate all your help.

Лена: Большое.. Нам очень приятно, и мы очень высоко оценили...

Sam: And we feel very lucky that we're going to have Olga for our daughter.

Лена: И они очень чувствуют себя счастливыми за... что они нашли свою Ольгу.

Зинаида: Благодарю.

before leaving the orphanage for the day, the Doctors see Olya and other children in the yard

Sam: She's so tiny.

Meredith: No, She isn't short.

Sam: No, she isn't short, but she's... Hello.

Баба: А мы туда пойдем?

Sam: It's those mean people again.

Зинаида: Мы сейчас поедем...

Баба: У Оли мама есть, а у Бабы нет. Мама Олина. Мама. Ой, какая мама хорошая у Оли.

Sam: We got a smile.

Баба: Ой, какая хорошая мама у Оли. Ну скорей, скажи: «Приходите завтра, пожалуйста.» Да? Спасибо, Танюша, спасибо. Ну скажи, скажи. Скажи «Приходите завтра». Ну, Таня, смотри-ка тебя угощают, а ты не... Да мне не надо.

Ребенок: Эй, дай мне шарик.

Баба: Нельзя так. Нельзя так: «Дай мне!»

Лена: Пока! Bye-bye.

Баба: Машинка когда поедет, мы еще помашем. Помашем еще, да?

the Doctors and Lena talk before getting in the car

Meredith: It's good to see that she has people who she really cares about. It's going to be very hard.

Sam: It takes time, it takes time. Nothing happens overnight. Patience. I'm not disappointed. She's lovely.

Meredith: And she's totally adorable.

Sam: And she's very sweet, she has a lovely smile, she'll just be fine.

Meredith: I think that it's going to be harder on her than on anybody.

Lena: Everything will change.

Meredith: Yeah. Her whole life will change.

Sam: Yeah.

the Doctors come to the ZAGS to get Olya's new birth certificate, then go out again and drive away, past a statue of Lenin

Sam: We don't know where we are.

Meredith: Yeah, we have no clue.

Slawomir: What were you told?

Sam: That we're supposed to get the birth certificate. The new birth certificate.

Meredith: The old one.

Sam: The old one or the new one?

Meredith: I thought it was the old one.

Sam: I thought it was the new one.

Meredith: A birth certificate.

Sam: We're getting a birth certificate. Either the old one or the new one. We need both of them.

Lena: The old one, you see, you'll have a copy of an old one, birth certificate, because it must be destroyed. For the sake of Olga they're giving you just the new birth certificate.

Sam: We have to take the old one to the American embassy.

Lena: No. In the documents I've seen they ask you to have a copy of an old one, and the old one must be destroyed. They insist on it. A copy of an old one, and the new one... Welcome.

inside the ZAGS Hall of Ceremonies

Meredith: I feel like we're getting married.

Регистратор: Где родители? Вы родители? Да?

Lena: Congratulations.

Регистратор: Поздравляю. Всего вам хорошего.

Lena: All the best to you.

Sam: Thank you.

Регистратор: Неважно, где ребенок, важно, значит, какой гражданин будет.

Sam: Thank you.

Lena: It's not important from what country comes the baby, it's very important for him to be a good person.

Sam: Yes.

Таня: Я тоже вас поздравляю.

Meredith: Thank you. Спасибо.

Sam: Thank you.

Lena: Certificate of birth of Doctors-Kahn Olga Elena, born on the 30th of June 1989, Chelyabinsk, Russia. That's it. Parents: Doctors, Samuel Isaac and Kahn, Meredith.

Meredith: We had been told that the adoption wouldn't be final until we had seen Olya and had said that yes, we really did want her after we saw her. And then the adoption was final yesterday morning before we saw her yesterday afternoon. So, it seems very odd. Like you could have done all of this without us here.

Sam: And how do we get the passport?

Meredith: She's going to take care of it.

Sam: She's going to take care of it. OK.

Meredith: That's why Olya is getting her pictures taken today.

Sam: Oh. OK.

Meredith: She can't have her passport without the pictures, or a birth certificate.

Sam: All right. Excuse me.

everyone is getting into the car, Zin. Mikh. tries to put Olya in Meredith's lap, but Olya wouldn't have it

Зинаида: Вот сюда сядешь.

Оля: Не буду.

Лена: А там, а там кубики.

Зинаида: А я буду тебя держать.

Лена: А мама будет тебя держать, и там у тебя кубики.

Водитель: Ничего страшного, пусть впереди едет.

Радио в машине: Всем привет. Время — 16: 05.

sequence of shots at the photographer's studio

Фотограф: Олечка, Оля, Оля!

Зинаида: Подними головку.

Фотограф: А мишка уже смотрит сюда. Оля! А мишка-то, мишка тоже будет сюда смотреть. Вот так, вот так, вот, смотрим сюда глазками. Олечка!

Зинаида: Оленька, улыбнись.

Фотограф: Головку повыше. А вот сюда глазками смотрим. Вот молодец.

Зинаида: Улыбнись, киса!

Lena: Улыбается! She's smiling. Скажи спасибо тете.

Зинаида: Скажи спасибо.

Фотограф: Пожалуйста. Еще придешь к нам? Еще придешь?

sequence of shots: in the yard outside the orphanage, Sam and Meredith talk about Olya's medical condition, then about money

Sam: It's clear that this child is shy and quiet, but we got to see her smile a lot now, and she has a lovely little smile, and she has a lovely personality. You just have to be patient. It's a matter, it's only a matter of patience.

Slawomir: Meredith, what do you know about her health problems?

Meredith: It seems that she doesn't really have any. She was born premature, at like thirty-three weeks, and had a pretty low Apgar score, and was slow at various points in developing, but if you're two months premature, you're going to be behind other kids the same age for a while.

Slawomir: But there's a name for the disease which she has.

Meredith: The development, oh, it's some...

Slava: Encelopathitis or something?

Meredith: Right. Encephalopathy.

Slawomir: What is it, do you know?

Meredith: Actually, they, it just means there's something, pathology with the brain, is pretty much all it means,

Sam: Yeah, developmental...

Meredith: which is pretty much like a developmental delay.

Sam: ... slowness. Yeah. With any child there is a chance that there'll be a problem or problems. You go into it with your eyes open, hoping that things will work out, but, and I'm sure, and they will.

Slawomir: How were your expenses so far? We've never talked about money.

Sam: It's not a cheap experience, getting to do this.

Slawomir: Tell us, what were the expenses?

Meredith: The home study to prove that we're fit parents was about 2,000 dollars.

Sam: More, 2,500.

Meredith: The fee to Rainbow House for all the work they're doing, in facilitating the process and locating the child, and getting us through the bureaucracy is 9,500, and here, and then we had to get over here, and then here we're expecting that it's going to cost about 1,500 to 2,000 dollars.

Zin. Mikh. at her desk answers a question

Зинаида Михайловна: Я была бы очень рада и с благодарностью приняла бы помощь, если бы усыновители или кто-то там, какие-то американские фирмы ее оказали. Но это не основная моя цель.

Слава: Каковы финансовые аспекты всего этого процесса?

ЗМ: Ну как? Немножко не поняла вопроса. Правда. Приедут родители, заберут ребенка. Ну и всё. В плане, ну в материальном плане, ничего у нас нет, чтобы там нам платили, допустим, или вот я бы лично получала что-то, или мои сотрудники в материальном плане — нет.

in Zin. Mikh.'s office, she and Korzhova discuss money

Зинаида: Вы поймите меня правильно, для меня очень тяжело говорить вот на тему, что за ребенка заплатили. Вот это для меня это немножко противоестественно, понимаете, вот это мне...

Коржова: Но тем не менее...

Зинаида: Я все понимаю, но я просто вот морально, я морально не готова. Ну я вот делаю это из чисто человеческих соображений, зная, что этому ребенку будет там хорошо, а тут не так хорошо, как нужно.

Коржова: Если родитель платит за ребенка энную сумму, то вы должны четко знать, какая доля от этой суммы пойдет детскому дому.

Зинаида: Я просто ну психологически не готова к этому.

Слава: К чему, Зинаида Михайловна?

Зинаида: Ну вот сейчас вот сесть и рассуждать, сколько я получу за этого ребенка я не могу, ну понимаете вот, ну я не могу.

sequence of shots: Olya gives the other children bottles of soap for blowing bubbles, the children play with bubbles, Olya cries, finally the Doctors, including Olya, leave the orphanage for good, Baba cries and tells children that she's crying for joy

Лена: Это Максимке, это пузыри. Сейчас. А Оля сейчас всем раздаст. Оля, раздавай.

Meredith: Hi. Oh. We'll just leave her for a while.

Meredith: We're going to stay not very m... unt... we're going to stay until Olga is feeling comfortable again. And then we'll take her to lunch, take her for her nap, and we've... did you hear what time our flight was? It's the ten something flight. Assuming that the passport's OK. And then... And then we leave.

Лена: Не обращайте внимания.

Воспитательница: Я позову папу.

Лена: Не обращайте внимания.

Воспитательница: Я позову папу.

Оля: Баба!

Воспитательница: Я ее позову пойду, позову.

Meredith: Again?

Meredith: (sings) And if that diamond ring won't shine, Papa's gonna buy you something else that rhymes with that.

Meredith: Totally freaked out. Want some water? Want some water? Isn't that better? Isn't that better?

Meredith: A little more? Maybe you should sit with her.

Sam: Papa, Papa, yeah.

Meredith: That's what our mistake was.

Sam: Such a big girl. Such a big girl. Such a big girl. Yes. Yes. Yes. That feels good. Yes. Yes. Yes. I think we should go.

Лена: Пошли, пошли, пошли.

Sam: We're going "machine."

Лена: Машинка. Кататься сейчас поедем.

Sam: We're going "machine."

Лена: Пошли.

Sam: Here we go. Yes.

Meredith: No, Sam, the other way. We're going out.

Sam: Oh, out. Sorry.

Meredith: Out, out, out, out.

Sam: Out.

Meredith: Out. Come here.

Водитель Миша: Маши ручкой. Оль, маши ручкой. Ну-ка, вот. Поехали. Мы поехали.

Baba cries by the window

Баба: Ничего, Мишенька. Так далеко, неизвестно, что будет и как. Мы, конечно, надеемся на все хорошее. Так далеко еще никогда не провожали.

Воспитательница: Оле хорошо, скажи, будет. К маме с папой поехала.

Баба: Я так, ребята, я от радости. Мишенька, я от радости, ты чего? Я рада за Оленьку.

interview with Zin. Mikh., who speaks sitting at her desk

Зинаида Михайловна: Вы знаете, по заболеванию Оленьки — энцефалопатия (developmental disability) тяжелой степени тяжести — я даже не могла предлагать ее в русские семьи. Ее смотрели двое родителей. Одна мама, одинокая женщина, у которой взрослая девочка уже, в то время девочке было 14 лет, она очень хотела взять этого ребенка. Они даже увозили ее отдыхать, я разрешила, они увозили с собой ее в санаторий Еловое, путевка «мать и дитя» была, и Оленька отдыхала с ними, но понимаете, по законодательству с этим диагнозом три года назад я ее не могла отдать в русскую семью.

Зинаида Михайловна: Понимаете, существует перечень заболеваний, с какими ребенок может уйти за границу. И существует перечень заболеваний, дети с которыми, с этими диагнозами, могут уйти в русские семьи. Понимаете, Оля, с ее диагнозом в русскую семью не пошла бы. У меня усыновляют совершенно здоровых детей. Детей с энцефалопатиями, детей с какой-то патологией,.. ну, то, что можно вылечить на уровне России. Оля пошла бы по системе детского дома, интерната, и была бы, ну, как сказать, выброшена или как, выпущена в жизнь. Она бы осталась без родителей.

Зинаида Михайловна: Понимаете, тут очень много ньюансов. К сожалению, на сегодняшний день,.. ой... мы не сможем оказать в плане реабилитации, восстановления здоровья, то, что можете вы, в своих семьях. Во-вторых, особенности — социальные особенности на сегодня — не все наши семьи смогут принять детей, и дать им то, что нужно ребёнку — именно такому ребёнку, с особенностями характера, с поведенческими особенностями, понимаете как.

Zhakov speaks, standing in the square outside the Chelyabinsk airport

Жаков: Если бы было больше времени... ведь как происходит усыновление россиянами российских детей — мама ходит несколько дней, недель, в сложных случаях — и месяцев, идет постепенное врастание. Поэтому Зинаида Михайловна немножко оптимизировала. И меня вот это очень беспокоит: насколько родители понимали и понимают сложность ситуации и то количество сил, внимания, времени, средств, которые необходимо вложить в ребенка, чтобы довести его до оптимального состояния.

Жаков: Достаточно была сложная ситуация. Родители, не знающие языка, и ребенок с определенным отставанием в нервно-психическом развитии. И вот первая встреча. Родители себя чувствуют крайне неуютно, тяжеловато, потому что контакта ни малейшего не возникает. И автоматически возникает желание у врачей, у руководителей дома ребенка, немножко облљгчить эту ситуацию, поэтому они родителям дают неточную немного информацию. Они говорят, что, ну, достаточно немного любви, внимания, и все это исчезнет. Потому что они не хотят усугублять вот сложную ситуацию еще истинным раскрытием дела. Это не сокрытие диагноза, потому что в выписке все это есть, но в принципе это, возможно, тактически неправильное решение этой ситуации.

Жаков: Наверное, это единственное, ради чего стоит жить — это продолжение рода человеческого. Все остальное ведь это — суета сует. Маленький человечек — в нем всё, всё будущее мира. Мы уже с вами — не особенно интересный материал. Если вы вглядитесь в эти глаза, там значительно всё интересней, чем у нас. Это молодые существа, наверное самое интересное, что есть в природе.

the Doctors at the Chelyabinsk airport before their departure

Sam: Well, first we had lunch, and then she took her nap, and she got up and she sat in my lap for an hour, we played with her, and then, and then we had dinner and came to the airport, it was just fine.

Meredith: Olga Elena, born in Russia, her birth date, June 30, 1989, and it's good for five years. By which time she'll be an American citizen.

Meredith: I think actually, the biggest surprise was that out of the forty-five kids in that orphanage only four of them are able to be adopted because of the laws in the country.

Оля: Папа! Папа!

Таня: Папа! Папа!

Lena: Sam, Olga is calling you.

Sam: Oh, hello, hello, sweetie. Just a minute, sweetheart. Here.

Лена: Это вода.

Таня: Мы летим в Москву, нас ждет там медицинская комиссия, а потом посольство. До завтра!

Lena: Thank you. Good luck to you. Bye-bye.

at the Filatov Hospital, Moscow, Olya is examined by two Russian doctors, who fill out a form for the U.S. Embassy

Слава (за кадром): Последний документ, без которого Оля не может ехать в Америку со своими новыми родителями, это американская виза. Чтобы получить ее, нужна медицинская справка о том, что Оля достаточно здорова.

Doctor: We're responsible to search some conditions listed here, class A and class B. That's our responsibility with the embassy. May we have her undressed? She seems to be free of any evidence in terms of chronic diseases, like internal chronic diseases. So she's healthy somatically. And only, what she has is just a very mild degree of psycho-speech delay. And this condition, that's due to both reasons. The main reason, of course, that's the staying at the orphanage, just social reason. And another, then medical reasons. That's the second, it's not the main reason, because we know what she has been suffering of, perinatal hypoxia, because she was born premature. Her speech in Russian is still not as fluent as it must be.

Sam: I think that's right.

Doctor: Uh-uh. Thank you, sir.

Sam: Thank you. Oops.

interview with the Russian doctor, first in the hospital, then outside

Слава: Как часто вы проводите такие осмотры?

Врач: Ну примерно 50 семей у нас, через нас проходит в неделю, о, простите, в месяц. Ну это в среднем, иногда больше, иногда меньше. А еще есть Американский медицинский центр, здесь в Москве. Значит вот два места, где это можно сделать. Допустим, ну, предположим, что там еще столько же, хотя я думаю, что меньше и даже знаю, потому что здесь большая разница очень в цене.

Слава: Сколько там?

Врач: Там 225 стоит, а у нас 75.

in the hallway

Врач: Мы относимся к этому хорошо. Усыновление само по себе — это положительное явление, что эти дети получают перспективы. И мы видим, что люди, которые их усыновляют, это правильные, хорошие люди. Они попадают в нужные руки, как это надо.

outside

Врач: Я хочу сказать, что вот эта вот благотворительнось, идея благотворительности, она в крови у американского народа. Видимо то, что было у нас, когда-то там, до революции, а потом это искоренили, сейчас это здесь не популярно, но у них это в крови, потому что есть действительно очень много людей, которые считают свою жизнь, рассматривают свою жизнь как средство, как средство, знаете, использовать, что ли, это вот — себя в своей жизни, чтобы по-настоящему, с полным сознанием этого помогать другим людям, вот которые нуждаются.

sequence of shots: starting with Olya waking up in California and ending with her waving from her Mom's shoulders at the end of the parade scene

in Olya's bedroom

Olya: Stay, doggie!

Olya: Daddy over (?) Kiki, no!

Sam: Come on. No, Kiki! Mama's sleeping.

Olya: Is Rebecca sleeping?

Sam: No, Rebecca's not here right now.

Olya: Kiki, no! Don't let them loose again (?), OK?

Olya: Swimming's cold

Sam: Are you cold?

Olya: Swimming's cold.

Sam: Swimming's cold, yeah.

Olya: In the swimming pool.

Olya: This is my Kiki.

Sam: Olya, get the teddy bear.

Olya: This?

Sam: No, that's not it. Where's the teddy bear you got in Russia?

Olya: That? This teddy bear?

Sam: No. The teddy bear that you got when you were in Russia, sweetheart?

Olya: There.

Sam: It's in the truck, isn't it? In the truck. Isn't that Mishka?

Olya: Yeah.

Sam: That's your sister's Mishka, eh?

Olya: Stay there. Stay there. Stay there, Kaila, Kiki.

in the kitchen, Olya turns on her tape player

Song: The children in the car go, Let's have lunch, Let's have lunch, Let's have lunch. The children in the car go, Let's have lunch, all around the town. Колеса машины крутятся, крутятся, крутятся. Колеса машины крутятся по городу кругом.

Olya: Oh, the big spider. Big spider.

Песня: Гудок у машины бип-бип-бип, бип-бип-бип, бип-бип-бип, гудок у машины бип-бип-бип по городу кругом. В машине ребята: «Есть хотим, есть хотим, есть хотим». В машине ребята: «Есть хотим!» по городу кругом.

Радио: Сейчас время обеда. После обеда — тихий час.

Song: Hush little baby, don't say a word. Papa's gonna buy you a mockingbird. If that mocking bird won't sing, Papa's gonna buy you a diamong ring. If that diamond ring turns brass, Papa's gonna buy you a looking glass. If that looking glass falls down, you'll still be the cutest little baby in town. Тише, малютка, умолкай скорее, папа тебе купит канарейку. Если канарейка петь не будет, папа колечко с алмазом раздобудет.

in Sam's study

Meredith: Pretty silly.

Песня: Если то колечко медным станет, папа тебе зеркальце достанет.

Sam: The doctor was looking to write something down so that it wouldn't be a problem. And he couldn't, they couldn't find anything.

Slava: A problem in what sense?

Sam: In the sense that she had to, you know, qualify to be adoptable, she had to have some problem.

Meredith: Most of the time the people are given, the kids are given labels that aren't, that are just to get them out. But sometimes they're not.

Olya: Yuck.

Sam: She was basically a shy child, a shy, quiet child. And I said, Gee, that's nice, that would be a novelty in this family, we'd love a shy child, a quiet child. So we got another one that likes to talk!

Olya: New battery!

Woman's voice: New battery?

in the yard, the family celebrates Olya's first birthday in the U.S.

Children: We want cake, we want cake, we want cake!

Everybody: Happy birthday, dear Olya, happy birthday to you.

in the main street of Olya's town in California, Olya is taking part in the July 4th parade

Песня: У Маши был барашек, барашек, барашек. У Маши был барашек с шёрсткой словно снег. Куда бы Маша ни пошла, ни пошла, ни пошла, куда бы Маша ни пошла, барашек ходит с ней.

Sasha Dvorkin speaks, standing in the yard of Vysoko-Pokrovsky Monastery

Саша Дворкин: Ну, собственно, мы начали тут работать год назад. Завязали первые контакты с российскими усыновительными организациями, которые все действуют более или менее в рамках Министерства образования Российской Федерации, и первое наше усыновление было в октябре, и с тех пор, с октября вот по сегодняшний день у нас прошло 17 усыновлений — немножко мало, но надеемся, что скоро будет намного больше. Роль моя тут ну, во-первых поддерживать контакты с местными усыновительными организациями, получать у них информацию о детях. Ну и кроме того как бы развивать контакты уже с территориями настолько, насколько возможно, и опять же со всеми официальными структурами, органами образования, и тоже получать информацию о детях, которым нужны родители.

Саша Дворкин: Проблемы прежде всего конечно в взаимоотношениях с местными властями. Все это очень медленно, ничего до последнего момента не известно, будет ли усыновлен этот ребенок в каждом случае, в общем, более-менее так. У нас были случаи, когда родители были готовы ехать, и в этот момент запрещали усыновление ребенка. У нас таким образом несколько семей должны были ехать в Брянск, в Брянскую область, и ничего не вышло.

Саша Дворкин: Вообще отношение к усыновлению, к международному усыновлению двоякое в стране. Многие это приветствуют, в то время как многие говорят, что, ну, бытуют всякие легенды, что детей усыновляют для органов, что у них вырезают органы и продают их для пересадки, что их продают в какие-то там плантации неизвестно каких африканских стран для рабского труда, ну и в общем очень много можно интересного прочитать даже в газетах на этот счет. Один журналист писал, что он видел своими глазами в петербуржском порту корабль, весь трюм которого был набит детьми с заклеенными пластырями ртами, которых явно зарубежные дельцы под маской усыновления, под предлогом усыновления вывозят неизвестно куда.

Саша Дворкин: Приехала семья усыновлять мальчика, уже большого мальчика, ему было 8 лет, из детского дома Владимирской области. В октябре было неожиданно холодно, выпал снег, дороги были непроходимыми, нужно было ехать очень далеко по даже не асфальтированной дороге. Конечно, семья эта даже ничего такого подобного не видела, а в самћм детском доме был телефон, правда он уже не работал по крайней мере полгода, так что дозвониться туда нельзя было, оказалось, ребенок был не готов, более того — документы его не были готовы. Поэтому нужно было срочно, покуда они были там, поднимать все сначала, готовить документы, лишать его родителей задним числом родительских прав, потому что оказалось, никто этим не занимался, хотя родителей у него там... он в общем брошен был с рождения, но тем не менее просто никто не подумал об этом. Все это было очень сложно, а кроме того мальчик был неподготовлен, мальчик отказывался ехать. Просто он боялся, мальчик был такой, очень ранимый, очень и очень хороший мальчик, и очень способный, но он чрезвычайно ранимый, его несколько раз переводили из детского дома в детский дом, и он всякий раз с большим трудом переносил вот эти вот переводы, и сейчас он вообще не понимал, даже у него концепции семьи не было, и сейча для него это был перевод в новый детский дом, когда он только-только привык к этому. Поэтому ехать он отказывался, это было очень сложно. Кстати, у мальчика этого был диагноз олегофрения в стадии дебилизма, стоял у него этот диагноз в его бумагах, он учился в школе для умственно отсталых, это значит, что в общем мальчик по существу был приговорен жить с этим клеймом. И в конце концов конечно он стал бы дебилом. Но вот сейчас я могу сказать, в октябре он приехал в Америку, в мае он принес родителям свидетельство о том, что он закончил второй класс американской школы лучшим учеником своего класса.

Славомир: Где он живет?

Саша Дворкин: Он живет в Пенсильвании.

Саша Дворкин: Вы знаете, на самом деле в новом законе так не сказано. Вот новый закон, который был только что принят наконец, после долгого времени — правда он еще войдет в действие только 5 октября — или 15 октября, я сейчас не помню — но там сказано, что в руки, то есть переданы в иностранные семьи для усыновления будут дети, которые не смогли найти родителей в России. Ничего об их болезнях не сказано. Это нормально, потому что ребенок, конечно, в первую очередь, конечно, нужно пытаться найти ему родителей в его стране. Если это невозможно, ну это в общем законодательство большинства стран, которые принимают участие в международных усыновлениях. Но если по той или иной причине родителей ребенку в его стране нельзя найти, то тогда он передается на международное усыновление. На практике конечно это значит, что многие из этих детей имеют определенные физические или психические недостатки. Но не обязательно. Дети, например, в России очень с большой сложностью усыновляются дети с азиатскими чертами лица, дети-цыгане, дети, которые немножко старше. Например, двух- трехлетнего ребенка как правило российские граждане не хотят брать.

Return to the Russian Language Program