Удивительно, как часто в читательских отзывах упоминается юмор. Мы в наших дискуссиях отмечали юмор только в пародии на революцию. На нас гораздо большее впечатление произвел трагизм этой поэмы, который российские читатели тоже, конечно отмечают. Юмор Ерофеева гротескный, карикатурный. Даже трудно сказать, что он сатирический, потому что весь мир, кроме туманных Петушков, представляется герою таким уродливым, что как-то трудно сказать, что он смеется над этим миром. Самые яркие стилистические признаки времени в этой книге — сочетание ироничности и трагичности, и карикатурность (без сатиричности) того, как это описано. Многие считают, что Ерофеев открыл новый язык, новую реальность, нового героя и новый культурный слой, и вот почему: Для грамотного литератора в конце 60-ых годов 20-го века уже почти неприлично было писать так, чтобы мораль, идеи произведения были высказаны прямо, в виде объяснений и поучений (как в «Деле, которому ты служишь», в книге Буковского, в «Звездном билете). Из книг, которые мы прочитали в этом семестре, Ерофеев ближе всего к Довлатову (спасибо, Беса). Ерофеев называет свою историю «поэмой», а на самом деле переворачивает, карикатурит все, что мы ожидаем в поэме: романтику, красивые слова и ситуации, положительное развитие сюжета. Советский культуролог и философ Михаил Бахтин называл это явление в литературе 20-го века «карнавалом», потому что, как на карнавале, современные писатели надевают на все преувеличенно яркие или уродливые маски, наряжают мир в подчеркнуто броские одежды, и за всем этим читатель ищет и разгадывает скрытый смысл. В средневековой литературе такого не было, там еще можно было попросту рассказывать истории «так, как они случились». У Ерофеева под пьяный бред и бессмысленные раскзазы о выпитом маскируются лиризм, страдания рассказчика, его тонкие душевные переживания, размышления об истории, проблемах и культуре России, вся эта сложная эмоциональная структура, которая действительно делает книгу поэмой. Если бы все это было изложено прямо, без ругани, без искажений, без насмешки (в том числе над самим собой), нам бы стало скучно. Между прочим, откуда у этого бестолкового пьяницы такое количество литературных цитат и аллюзий? Дело в том, что Ерофеев был эрудированным читателем, и по его собственному признанию особенно любил и хорошо знал русскую поэзию начала 20-го века: «...я знаю слово в слово беззапиночным образом 5 стихотворений Андрея Белого, Ходасевича — 6, Анненского — 7, Сологуба — 8, Мандельштама — 15, а Саши Черного только 4. Цветаевой — 22, Ахматовой — 24, Брюсова — 25, Блока — 29, Бальмонта — 42, Игоря Северянина — 77 <...> я влюблен во всех этих славных серебряновековых ребятишек, от позднего Фета до раннего Маяковского, решительно во всех” (“Саша Черный и другие”).» (http://www.moskva-petushki.ru/works/sasha_chernyj_i_drugie/1) Вообще в этой книге все перемешано: евангельская тема представлена в вульгаризованно бытовом контексте, ругательства и высокая поэзия соседствуют в одном абзаце, читатель никогда не знает, к чему быть готовым. Герой живет в двух различных художественных мирах одновременно. Возвышенное и низменное постоянно пересекаются, грубый мир современности и сакральный мир Евангелия совмещаются. Сочетание юмора и трагедии не ново — оно есть у Шекспира, например (спасибо, Ната). Но там каждому персонажу дается своя роль. Один трагичен, другой — комичен и нелеп. В современной культуре мы все перемешиваем. Это юмор абсурдного, а не смешного (спасибо, Боря). Алкоголь, ругательства, бранный язык подтверждают образ Венички как уличного пьяницы и деклассированного типа, но они же используются для создания карикатурного, а значит не пропагандистского, не подделанного, настоящего внутреннего мира святого Венички. В условиях господства официально санкционированного объяснения мира автору надо было резко отличаться от обязательных газетных формул языка и изложения. Только тогда читатель принимал его всерьез. И интеллигенция того времени, объевшаяся авторитарной серьезностью официальной культуры, обрадовалась анти-формальному стилю поэмы, эпатирующему поведению героя (и в жизни, и в языке). (Что-то такое же сопровождало появление ругательств в американской художественной литературе середины века.) Функция алкоголя в это книге и, может быть, в реальной жизни, это освобождение от приличий, манер, страха, стеснительности и других культурных тормозов. Выпьем и поговорим по душам (спасибо, Никита)! Пьяненький человек как бы немного голый, с него снята маска, он не подчиняется условностям, с ним можно по-настоящему, душевно пообщаться и породниться. Нам всем это кажется типично русской чертой. Русский человек стремится к близости и любит сбросить с себя оковы цивилизации ради достижения душевной близости. У Довлатова пьянство тоже служило для сбрасывания масок. Пьянство в русской культуре легко прощается, даже служит оправданием иррациональных и враждебных поступков. Пьяный не совсем отвечает за себя, он как ребенок, у него открытая душа, он поступает по велению сердца, и поэтому ничего плохого он сделать не может, потому что все плохое (жадность, хитрость, корыстность) идет от ума. Человек уходит в пьянство как он уходит в поэзию, в романтику, в мечту. Русский человек всегда жил под давлением какого-то ига, от татаро- монгольского до советского. И еще — русский человек всегда жил в коллективе (у крестьян это называлось «мир», «всем миром дом построим»). Давление коллектива отражает, повторяет давление монархической, административной власти. Жаловаться более прилично для русского человека, чем хвастаться или тем более гордиться своими достижениями. Поэтому бесконечная жалоба героя Ерофеева звучит как что-то глубоко русское. Одна из вещей, которые Ерофеев перемешивает, переиначивает — это широко известные цитаты. Он как бы производит над ними хирургическую операцию. Например, «победил полностью и окончательно» — всем известное политическое клише. Ерофеев пишет: «А надо вам заметить, что гомосексуализм в нашей стране изжит хоть и окончательно, но не целиком. Вернее целиком, но не полностью. А вернее даже так: целиком и полностью, но не окончательно». Фразу «Социализм победил полностью и окончательно» приписывали Сталину, но на самом деле это сказал Хрущев на ХХI съезде партии в конце 50-ых. Сталин сказал как раз наоборот: «...полностью, но не окончательно», а Хрущев обновил по-своему. А Ерофеев все перекроил, посмеявшись над всеми. Вот этот юмор замечают, в частности, авторы читательских комментариев. Аналогично вводится карикатура на революцию; через искаженную, расчлененную цитату из Ленина, известную народу по стихам Маяковского: «сегодня рано, послезавтра поздно. Завтра, значит.» В самом начале Веничка сопоставляет себя с Христом: “Ведь вот Искупитель даже, и даже Маме своей родной, и то говорил: “Что мне до тебя!”. А уж тем более мне — что мне до этих суетящихся и постылых? Я лучше прислонюсь к колонне и зажмурюсь, чтобы не так тошнило.” Позже мы понимаем, что именно их объединяет: страдания, особенно страдания за других, за все человечество. Это тоже заметили многие комментаторы. В комментариях упоминается еще слово «юродивый», в одном сказано так: «я кланяюсь Веничке в ноги, этому юродивому философу, который способен своим рассказом донести до людей простую жизненную истину». О месте «юродивых» в русской культуре и русском самосознании стоило бы поговорить. ======== ССЫЛКИ Рецензии читателей: http://www.moskva-petushki.ru/reviews/ Несколько эксплоративных статей: http://www.moskva-petushki.ru/articles/ Доклады с конференции 2000 г.: http://www.moskva-petushki.ru/articles/3mkttgu/ Список произведений: http://www.moskva-petushki.ru/works/ Биография, библиография: http://www.livelib.ru/author/1777 Первая литературоведческая статья о поэме появилась в 1981 в сборнике научных статей Slavica Hierosolymitana: Борис Гаспаров и Ирина Паперно, «Встань и иди». Это исследование посвящено соотношению текста поэмы с Библией и творчеством Ф. М. Достоевского. Подробная библиография: Библиография [произведений Ерофеева и литературы о нем] / Сост. И.Авдиев // НЛО. 1996. № 18. С. 199—209. (НЛО = журнал «Новое Литературное обозрение») Интересная научная статья: http://magazines.russ.ru/nlo/1999/38/bogomol.html Самая крупная работа, написанная за пределами России: диссертация Светланы Гайсер-Шнитман «Венедикт Ерофеев. „Москва — Петушки“, или The Rest Is Silence», http://www.amazon.co.uk/Venedikt-Erofeev-Moskva-Petuski-Silence-Helvetica/dp/3261039493, reviewed in SEEJ vol. 39, No. 4, Winter 1995: http://www.jstor.org/discover/10.2307/309123?searchUri=%2Faction%2FdoBasicSearch%3FQuery%3Dau%253A%2522Svetlana%2BGaiser-Shnitman%2522%26wc%3Don&resultItemClick=&Search=yes&searchText=%2522Svetlana%2BGaiser-Shnitman%2522&uid=3739832&uid=2&uid=4&uid=3739256&sid=21106155726351 Аудио-запись поэмы в исполнении Вениамина Смехова: http://miraudiobook.ru/news/erofeev_venedikt_moskva_petushki_chitaet_smekhov_veniamin_2013g/2014-03-06-3116. Есть еще запись в исполнении Шнура. ======= Понравившиеся мне цитаты из читательских отзывов на http://www.moskva-petushki.ru/reviews/: гениальная,свободная,легкая для чтения,сложная для восприятия,полная горьких улыбок,анекдотов и аллюзий,запаха поездов и вокзалов поэма о вечно пьяном юродивом,мечтающем попасть в свой рай печать горестей и трагической жизни на его челе проступает все более явственно Дуновение постмодернизма проникает в сознание, параллельные миры и непонимание происходящего отражаются на собственном восприятии мира. Действительность с её корявым несоответствием желаемого, эпоха как она есть Наверное, это книга о загадочной русской душе.... Это великолепный гимн алкоголику... но алкоголику глубоко интеллигентному... Это как раз тот случай, когда выпитое повергает его к самым низам людского общества, но одновременно и возвышает его душу... позволяет ей философствовать и изрекать такие истины, о которых трезвому и не мечтается! Он откровенен с Богом и ангелами... он им открывается, а не людям, которые рядом...которые видят его жалким и опустившимся... Великолепный слог... слова, как музыка.... Но! Видимо, просто это не мой писатель... не прониклась совершенно... С одной стороны здесь показаны алкогольный морок, падение человека, как личности и т.п., но в то же время все как-то весьма трогательно и как-то по русски, что ли... сильно... когда начала только читать думала сама с ума сойду... потом по тихоньку влилась в слог ... прочитала только со второго раза но ничуть не пожалела хотя желание бросить было, потому что читается очень тяжело ... но книга того стоит все пьют от безисходности...потому что окружающий мир, слеп и глух... Я понимаю почему Ерофеев вызывает у читателей два полярно разных мнения. Одни говорят: сжечь на костре, другие: навеки вписать в историю. Негодующие видят пошлятину, мат, пропаганду алкоголя и т.д. Но в "Москва-Петушки" этого всего не больше, чем у нас за окном. Ведь всё это неотъемлемая часть огромного временного периода жизни нашей страны и частичное отражение каждого из нас, в какой-то мере. Читал много-много раз... На бумаге, в формате аудио... Одно из лучших (и обязательных к прочтению) произведений русской литературы... Глубоко русской... оттуда всё - цитаты, которые я знала и до того, но не знала, что это Веничка очень нежная и глубокая книга о внутренней эмиграции. Хороша для электрички. И да, много пьют, матерятся и сущности сменяются без всякой внешней логики. Это внутренний мир, сплошь залитый алкоголем, словно керосином, сгорающий каждое утро и воскресающий как сфинкс с открытием магазинов. книга-то очень грустная и даже беспросветная. Вроде улыбаешься, а щемит что-то и хочется выпить Очередное великое произведение, которое мой маленький умишко не способен понять и оценить. Обидно. Мастерство передачи синего мироощущения поразительно. Отчуждённость и одновременная тяга к окружающему, обнажённое и бесплодное добродушие, пространственные махинации, когда пункт назначения в 10 метрах от тебя - невыполнимая миссия, а другой город - это как два пальца... После прочтения этой книги у меня было ощущение, что я схожу с ума. Поначалу всё хорошо, очень точно, метко, по-русски так. Потом начался какой-то дикий трэш. Апофеоз его был, когда по вагону летали люди, а кончилось всё странными перемещениями у Красной площади, ну и ножом в горло, собственно. И всё-таки я считаю это шедевром, а автора - мистиком и уникумом в литературе. Как мечется, корёжится в страхе душа моя вместе с веничкиной. Как больно и страшно за Человека, одинокого в тёмном, пылающем, бредовом мире. По-моему, это одна из лучших книг, вышедших в последнее время. Алмазы философии, рассыпанные в постмодернистской грязи. Форма и содержание вызывают восхищение. Но все же жаль, что глава "Серп и Молот - Карачаево" бесследно утеряна, кроме фразы "И немедленно выпил". Персонажи, язык изложения и сюжет Москвы-Петушков созданы с любовью к писательскому делу, с юмором и всегда к месту используемой ненормативной лексикой (в разумных пределах, без пошлятины). О, как несчастны люди! Как тяжелы и бессмысленны размышления о судьбах, о любви, о вечности. О, эфемерность!!! Это стоит читать и перечитывать, стоит искать объяснений и параллелей. И не стоит воспринимать слишком просто, ибо под налетом этой пьяной философии скрывается чистой воды бриллиант. это отголосок ужасной стороны советской действительности - алкоголизма культурных и интеллектуальных, в общем-то неплохих, но не достаточно что ли сильных людей, видящих несовершенство окружающей реальности, но не могущих ничего с этим поделать. Но как же это, чёрт подери, написано! И, можно не согласиться, но, по-моему, только пережив ужас и безысходность концовки можно осознать насколько это вообще талантливо, несмотря на откровенное порой безумие! Поток сознания на отечественный, советский лад; вечная история о вечном невозвращении... и жаль главного героя, и больно за него. не читала ничего подобного.наверное ничего похожего нет. как герой шутит, как расстраивается, как скорбит... как красиво все, остро, больно.. как будто ты рядом стоишь и смотришь.и едешь в одном вагоне с таким вот Венечкой... Сартровская тошнота - постижение абсурдности своего существования. И в этом смысле это органично сочетается с одиночеством. Именно тошнота и одиночество причины бегства героя в мифический город к своему воображаемому счастью... поэма "Москва-Петушки" - миф об отчуждении и одиночестве. Алкоголь собственно - это символ самой физической жизни. От русской литературы, конечно, стоило такого ожидать, но все равно обидно, что чуть ли не лучший русский писатель (с точки зрения языка), обладающий идеальным чувством слова, практически по-прустовски ощущающий красоту мира был вынужден весь свой талант применять к средству от потливости ног и поездным мутантам. Какой великолепный язык, бесподобный, великий и могучий русский язык! Это моя первая мысль во время прочтения поэмы. Да, это действительно поэма - поэма русской души, русской жизни. За историей путешествия из Москвы в Петушки Венички Еврофеева скрыто такое огромное количество культурных пластов, что поражаешься эрудиции и таланту автора. В книге огромное количество ссылок: на современников Ерофеева, на Достоевского и других русских классиков, Библию, советсткую пропаганду. Во время чтения поэма все время вызывает очень сильные эмоции, в начале смеешься от души, в конце чуть не плачешь. мало какая из прочитанных мною книг превзойдет эту по части экзистенциального отчаяния. и тут я употребляю слово "экзистенциальный" в том значении, которое ему придал сартр. отчаяние, рождённое полной иррациональностью и абсурдностью жизни, ежедневным столкновением душевных устремлений и требований быта. Это, конечно, гениально. Русская литература в прямом смысле этого слова. Тут родиться надо в России и вырасти тоже тут, чтобы понять всю суть написанного. У Ерофеева много юмора. От этого юмора хочется сжать себе горло, чтобы не разрыдаться и долго молчать. Смешно и правдиво, правдиво и смешно, смешно и горько, горько и больно. Никаких аплодисментов. Язык дивный, читается легко и быстро, и всё же - очень тяжело. Очень болезненная, "больная" книга, вся она - сплошной нерв. Такая бездонная трагедия, что Шекспиру и не снилось. Так пронзительно и так тонко, и ярко, и нежно писал Венедикт Ерофеев, как никому больше не удастся. Единственный писатель из тех, кого я знаю, к которому в полной мере относится фраза "пишу как дышу". И пусть это прозвучит банально, но такой автор мог родиться только в России, так же как Джек Керуак мог родиться только в Америке. Для кого-то это просто про алкоголика в электричке... А для кого-то Веничка - это новый Христос, пострадавший за всех своих людей, за тех, кто страдает и через страдание, через эти душеочистительный коктейли, приходит к свету, смывает с себя всю жизненную греховность. А для меня Веничка, прежде всего, человек, которого я понимаю... я кланяюсь Веничке в ноги, этому юродивому философу, который способен своим рассказом донести до людей простую жизненную истину. Все люди страдают... И это страдание неразделимо ни с кем. Потому что у каждого оно свое, особое. Пожалуй, отнесу эту повесть в одну категорию с "Заводным апельсином" Берджеса: читать невыносимо, а не читать нельзя...Читала, сжавшись и напрягшись по максимуму. И в горле комок был на протяжении всей - в общем-то, очень небольшой - повести. Повесть ох как хороша. Есть в ней что-то такое забористое, цепляющее за душу любого русского человека - то ли грусть вселенская, которой полна каждая страница, то ли близкая русской душе пьяная философия. И все это прячется за литрами "Столичной" и трехэтажным русским матом, надо только суметь разглядеть. Здесь же Венечка Ерофеев то ли пьянь подзаборная, то ли величайший русский философ. "Москва-Петушки" - это вовсе не про алкоголь, не про постмодернизм, не про электрички и не про эрудицию, как многие ошибочно полагают. Это поэма про ангела. Ангела не падшего, а только оступившегося и сломавшего крылышко. Отныне ему скитаться среди людей, а его бывшие собратья будут лишь летать вдали, не в силах помочь. И алкоголь для него - это лишь средство временного возвращения обратно, попытка прикоснуться к тому, что ему больше не принадлежит. Стержень поэмы, на который нанизаны библейские аллюзии, ирония, шутовство и острословие, сдвоенный, как спираль ДНК - это одновременно вечное невозвращение и доброта, любовь, сострадание и человечность; единое в четырех чувствах. Эта блестяще написанная вещь Ерофеева - она в первую очередь нравственного содержания, а все остальное в ней весьма второстепенно.