Слава: образ Венички продолжает серию героев в русской литературе, которых в литературоведении принято называть «лишними людьми». Вот что пишет об этом термине Википедия: ======= (https://ru.m.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B8%D1%88%D0%BD%D0%B8%D0%B9_%D1%87%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%BA) Название «лишний человек» закрепилось за типом разочарованного русского дворянина после публикации в 1850 году повести Тургенева «Дневник лишнего человека». Наиболее ранние и классические примеры — Евгений Онегин А. С. Пушкина, Чацкий из «Горя от ума», Печорин М. Лермонтова — восходят к байроническому герою эпохи романтизма, к Рене Шатобриана и Адольфу Констана. Дальнейшую эволюцию типа представляют герценский Бельтов («Ктовиноват?») и герои ранних произведений Тургенева (Рудин, Лаврецкий, Чулкатурин). Лишние люди (всегда мужчины) часто приносят неприятности не только себе, но и женским персонажам, которые имеют несчастье их полюбить. Отрицательная сторона лишних людей, связанная с их вытесненностью за пределы социально-функциональной структуры общества, выходит на первый план в произведениях литераторов-чиновников А. Ф. Писемского и И. А. Гончарова. Последний противопоставляет «витающим в поднебесье» бездельникам практических дельцов: Адуеву-младшему — Адуева-старшего, а Обломову — Штольца. В «Войне и мире» в положении лишнего человека начала века долгое время пребывает Пьер Безухов: «Пьер испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, — способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался — зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.» ======== Слава: первые герои этого типа — у Пушкина и Лермонтова — пришли из романтической европейской литературы, в частности от Лорда Байрона, и были главным образом разочарованы в любви. Но даже Пушкин добавил своему герою черты, которых Байрон совсем не имел в виду, а дальше эти герои быстро ушли от своих европейских собратьев. Самые известные из них, по Славиному определению, это Илья Ильич Обломов, князь Мышкин («Идиот» Достоевского), Алеша Карамазов (Достоевский), Пьер Безухов (Толстой), Иосиф Бродский (каким он показан в книге Эткинда) и Веничка Ерофеев. Ко времени написания поэмы «Москва — Петушки» в европейской литературе собратьями лишних людей (отстраненных, отчужденных от своего общества, не разделяющих общих идеалов и принципов поведения) были герои Альберта Камю и Жан-Поль Сартра, но эти герои были полностью лишены морального чувства и сострадания к человеку. Для российских лишних людей сострадание и душевная чистота — самое главное. В этом смысле все они — потомки Иисуса Христа, который был так же одинок и отчужден от своего общества. Довольно ясно, что у Венички много общего с Иисусон Христом, и он сам так себя иногда представляет. Только Христос погиб ради спасения других, а Веничка погиб совершенно бесполезно. Теория: Веничка в этой книге — болезнь общества, и общество его изгоняет. Возражение: обществу он не мешает, зачем его изгонять? Общество в сущности даже не замечает его. Веничка еще менее опасен обществу, чем Бродский (там была опасность, что он отвлечет молодежь, покажет ей привлекательную альтернативу официальной культуре). Второе возражение: общество может быть станет бороться с теми, кто против него, но зачем ему бороться с теми, кто из него выключен? Таких можно просто игнорировать. Веничка не пытается изменить общество. Третье возражение: не совсем ясно, что эти четверо убийц действуют от имени общества. +++++++++++++ Отступление: о том, кто эти четверо, в критической литературе об этой поэме есть разные теории. Многие считают, что это те самые ангелы, которые подшутили над Веничкой в начале книги, послав его в ресторан, где не было никакого алкоголя. Другие напоминают о том, что в конце книги четверо детей, которые смеются над трупом погибшего по поездом в Лобно, связываются с четырьмя ангелами: «Многие не могли на это глядеть, отворачивались побледнев со смертной истомой в сердце. А дети подбежали к нему, трое или четверо детей, где-то подобрали дымящийся окурок и вставили его в мертвый полуоткрытый рот. И окурок дымился, а дети скакали вокруг и хохотали над этой забавностью… Вот так и теперь небесные ангелы надо мной смеялись». Так что может быть это ангелы его и убили — англеы, которым он доверял. Есть еще четверо мужчин, которые жили с Веничкой, но никак не хотели принять его в свою компанию. Страшнее еще такая теория: это мечта о сыне его погубила. Перед убийством рассказчик говорит: «Я не буду вам объяснять, кто эти четверо… А четвертый был похож… впрочем, я потом скажу, на кого он был похож», а потом говорит, что один из убийц, вероятнее всего четвертый, вонзает шило в горло героя, и «густая красная буква „ю“ распласталась у меня в глазах и задрожала». Буква «ю» в романе упоминается только в связи с сыном Вени. Впрочем, это все такие догадки, которыми занимаются литературоведы, и не совсем ясно, какое это имеет значение для читателя. Автор, может быть, и не имел ничего этого в виду. Мы, например, предположили, что никтоп его не убивал, что умер он сам от какой-то причины, вызванной алкогольным отравлением (он еще за несколько часов до смерти почувствовал, что как ножом резануло что-то в животе), и что сцена убийства примерещилась ему в предсмертной агонии. Все это в сущности неважно. ++++++++++++++ Вопрос (на который мы не нашли ответа): Веничка интересует автора потому что он такой необычный или наоборот, потому что в нем квинтессенция какой-то стороны русского характера, которую ему хочется исследовать? Веничку окружают уроды. Весь мир в поезде наполнен чудовищными карикатурами на человека. (За это Ерофеева часто сравнивают с французским прозаиком 16-го века Франсуа Рабле). В каждом из этих уродов есть какое-то отражение рассказчика. В поэме очень много сатирических миниатюр, напоминающих начитанному читателю разные классические образцы. Все они уродливо карикатурны. Например, сцена, где пьянчужки сидят кружком и пытаются рассказывать истории «о любви, как у Ивана Тургенева». Читатель Тургенева получает от таких рассказов интересную, складную картину мира участников. В нашей поэме из такой попытки не получается ровно ничего. Участники не понимают даже, чего от них ждут. Мир Ерофеева далеко ушел от мира Тургенева, где можно было логично поставить задачу и получить разумный результат. В мире Ерофеева ничего разумного, логичного, полезного просто не может случиться. Это вообще довольно известный литературный отклик современной (пост-модернистской) культуры: мы притворяемся и хотим верить, что мир логичен и упорядочен, но на самом деле это идеалистическая иллюзия. Такая же карикатура у Ерофеева есть на ленинскую революцию (история с Тихоновым). Так же карикатурно Ерофеев использовал традиционную в литературе композицию книги, написанной вокруг путешествия (Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву», Лоренс Стерн «Сентиментальное путешествие» и др.). В его книге путешествие с самого начала обречено на провал (ясно, что Веничка не мог доехать до Петушков, которые представляют какую-то чисто теоретическую цель поездки), и в конце концов мы узнаеем, что сам не понимая, как это случилось, он вернулся туда, откуда начал.