Продолжаем тему власти в «Собачьем сердце». У Ф.Ф. есть власть над доктором Борменталем, Зиной и Дарьей, но эта власть основана на контракте между ними. Такая власть в принципе отличается от власти, которую Швондер и домком берут над жильцами дома. Если Ф.Ф, начнет злоупотреблять своей властью, контракт может быть раторгнут. В гласном, открытом, дговорном применении власти нет ничего аморального, и этим оно отличается от скрытого злоупотребеления властью. Гость в военной форме, который пришел к профессору с доносом Швондера, занимает двойственную позицию: легально, формально он может дать ход этому делу и арестовать профессора. Но он понимает, что донос — это «ерунда» и автор его — «прохвост». И он может выбрать: поступить по совести и разорвать донос или воспользоваться своей властью и арестовать профессора, зная, что это аморально. В этом мире власть имеет возможность действовать аморально. До сих пор мы видели только открытое применение силы и власти: солдаты-бандиты у Бабеля в «Конармии», как и петлюровцы и уличные бандиты в «Белой гвардии», пользовались физической властью, которую они не скрывали. В «Зависти» Бабичев тоже открыто грозит брату, что арестует и расстреляет его. В «Собачьем сердце» Шариков открыто уничтожает кошек. Все это трудно скрыть. Но настоящая власть (домком, влиятельные пациенты профессора, этот таинственный человек в военной форме, который говорит «вы к нам уж очень презрительно относитесь») здесь имеет возможность скрываться за коллективными постановлениями (групповая ответственность), тайными доносами и таинственными органами власти, которые принимают решения где-то в закрытых кабинетах. Оружие новой власти — идеология, слово, пропаганда — легко спрятать за красивыми словами и легко исказить, замаскировать, одеть в красивые и лживые формы. Такую задачу и поставил перед писателями Жданов на съезде писателей. Он говорил о писательском слове как об оружии и инструменте. Сражаясь словом и идеологией, власть может не только наказывать непослушных, но и придумывать для своих целей врагов и злодеев, с которыми она потом может бороться. Это позволяет спрятать настоящую мотивацию: укрепление власти. Впрочем, Ленин и Жданов и не скрывали, что укрепление власти — их первая задача, как и наказание «тунеядцев, бездельников, хулиганов...» Профессор Преображенский, живя в этом мире и страдая от него, тоже начинает применять средства, которые он сам считает аморальными: он запрещает Борменталю идти на преступление, но в конце концов не выдерживает и сначала нарушает свои собственные принципы цивилизованного поведения, а потом и сам совершает преступление, превратив Шарикова обратно в собаку. Новая власть создает для себя аппарат легализации своих методов и потребностей: документы (еще в «Белой гвардии» при ограблении Василисы и допросах-казнях на улице), комитеты, список наказуемых преступлений, который начинается с «контрреволюции». Каким образом физическая власть, физическое насилие превратилось в психологическое, моральное насилие? Как получилось, что одни люди решили, что они имеют право заставлять других людей менять свое поведение, свою сущность? Как создались условия, при которых одни люди стали «инженерами душ» других людей? Почему переход от уличных убийств к моральному давлению воспринимался как прогресс? Идеи, правильно сформулированные и пропагандируемые, стали настолько сильны, что такое необразованное население, которое представляет домком, не подвергало их сомнению — тем более, что этим людям казалось, что эти идеи помогают им. Каждый пес мог стать директором треста по уничтожению котов. Во времена «Конармии» идеи еще только начинали формироваться. А теперь они укрепляются. В «Белой гвардии» было несколько конкурирующих сил, возможно каждая со своими идеями (хотя они видимо были настолько слабыми, что нам о них даже никто ясно не рассказал). А здесь, как и в статье Ленина, идеи установления равенства путем дележа, конфискации, ареста, расстрела уже очень ясны, и у них нет конкурентов. Идеи наследственности противоречили идеям человеческой инженерии, и поэтому открытие Преображенского можно рассматривать как контрреволюционное. Впоследствие коммунистическая партия до конца 1970-ых годов считала генетику «лже-наукой». Бойцы Петлюры и Конармии ставили перед собой очень мелкие задачи: овладеть городом, вытеснить врага из деревни и т.п. А ленинские идеи ставят грандиозные задачи: освободить весь мир от нищеты, позволить кухаркам управлять государством. Это сила гораздо большего масштаба и большей убедительности. Мир до Конармии был очень разделен, раздроблен, и ни у кого не было большого авторитета. Мир ленинской революции объединился вокруг простых и мощных идей. У людей была потребность слиться, объединиться, и когда они почувствовали, что это прибавляет им силы, они сразу на это пошли. Это и создало условия, в которых физическая сила перешла в идеологическую.