Конфликт Налбандова с Маргулиесом привел Налбандова к беспринципному нападению на Маргулиеса. Мы видим, что мотивы Налбандова чисто личные, эмоциональные, и он проигрывает. Его задача была — погубить Маргулиеса, и ему безразлично, каким способом. Налбандов действует как политик, а не инженер. Это конец одной из негативных линий в романе, из которых видно, что человеческая слабость существует, но она приводит только к краху этого индивидуума и не портит общего дела. Другие такие конфликты: Клава, Саенко, Семечкин, Фенина «неожиданная» беременность. Поведение Налбандова также иллюстрирует стратегию борьбы в этом мире: самое надежное обвинение (по мнению Налбандова) это обвинение в том, что Маргулиес отклоняется от линии партии и создает свой «уклон» — правый или левый. Техническая ошибка могла и не погубить Маргулиеса, а вот против политического обвинения ему было бы трудно защищаться. Но до этого не дошло: Маргулиес выиграл, а политический интриган Налбандов проиграл. Новый мир победил, время идет вперед. Роман сглаживает острые углы. Точно так же решился конфликт с Семечкиным: там тоже победили коллективные интересы: Семечкин пытался остановить время и потерпел поражение. История Семечкина иллюстрирует еще один механизм этого мира: тех, кто мешает, можно арестовать, посадить в тюрьму, расстрелять. Но и здесь автор не доводит ситуацию до катастрофического решения: дело решилось мягко в пользу коллектива, и Семечкин прощён. Маргулиес проявил милосердие. Представление о том, что у партии есть одна четкая, ясная программа, оказалось мифом: мы видим, что случаются разные колебания. Кое-что зависит от слабостей людей, от сопротивления природы. Но всегда побеждает разумная и полезная линия. В этом можно увидеть также и бессмысленность их борьбы против времени, против природы: даже их личные, случайные конфликты и колебания не влияют на исход. Победа нового мира предрешена. Вокруг последних сцен с Саенко появляются многочисленные упоминания «винтовки», «стрелков», «охранников», «часовых». Хотя по сюжету Саенко не был арестован, и его наказание — только его одиночество и изоляция от коллектива, все же читателю намекнули, что наказание предателю могло бы быть гораздо более жестким. Возможно, что страх наказание как механизм насилия над населением казался в этот период более эффективным, чем само наказание, или просто достаточным. Роман интенсифицируется по ходу времени. Если в первых главах история казалась довольно невинной и не очень значительной, то постепенно она стала более драматичной и в некоторых линиях подошла к возможному трагическому исходу. Но и тут — даже в случае банкротства Фомы Егоровича — все же до трагедии не дошло. Конец двадцатых, начало тридцатых годов еще только обещали политический террор тридцатых годов, но он еще не начался. История с рекордом расколола строительный городок на два лагеря. Это готовит возможность внутренних идеологических сражений. Если для функционирования машины пропаганды нужен враг, его можно найти. Роман можно читать поверхностно, и тогда он — успешная агитация за производительный труд и коллективный энтузиазм, пропаганда революционной психологии, нового мира. Но если смотреть глубже, то можно увидеть страшные опасности такого мировозрения. Как будто шторы постепенно раздвигаются по мере развития сюжета. Одно из свидетельств этого пугающего аспекта романа — многочисленные упоминания ада, огня, мучений, мух (слуг Вельзевула). Ускоряя темп, наши герои деляют свой труд бесконечным, как мучения ада. Как в аду, герои становятся рабами нового образа жизнь, где даже ночью нет ни минуты отдыха. Человеческая потребность в отдыхе, счастье, личной жизни, награде постоянно блокируется. Даже потеря руки (Сметана) не остановила время. Поверхностное прочтение романа выполняет задачи, поставленные Ждановым перед писателями на съезде. Но талантливый автор сумел одновременно выполнить и свою личную задачу — выразить свой страх перед некоторыми аспектами нового мира.