Конфликт между Налбандовым и Маргулиесом — это конфликт между миром «старых» большевиков (серьезных политиков, получивших образование еще в царские времена и теперь уже консервативных) и миром новых специалистов, инженеров, выросших и воспитанных в советское время. Они хотят экспериментировать, рисковать, побеждать время. На строительстве появился новый лозунг: «В период реконструкции темпы решают все». Мы думаем, что Налбандов уже достиг всего, чего он мог достичь, ни к чему новому он не стремится, он завидует молодому поколению.

Для Маргулиеса создатели бетономешалки — не авторитет. Он считает, что его возможности — возможности нового человека — выше, чем старые стандарты. Он новый революционер, который сражается не со старой властью (как когда-то Налбандов), а со старым образом мыслей.

Машины — тоже герои этого романа, н они чувствуют себя лучше, чем люди, работают четче, с ними не случаются глупые неожиданности, проблемы вроде Клавы, Фени, Саенко/Загирова, Налбандова. Обещали построить новый мир для людей, а получилось, что лучше всего живется в нем машинам. Недаром Володя в «Зависти» хотел стать машиной.

Новый мир всегда хотел овладеть неживыми вещами и чувствовал, что с ними справляться легче. В старом мире не доверяли неодушевленным предметам (Захар в «Обломове»: не век же им быть; «меня не любят вещи:
недавно меня укусил угол буфета» говорит рассказчик в «Зависти»), а в новом мире вещи послушны и полезны новому советскому человеку.
Налбандов говорит Рай Рупу, что они достигнут скорости света и «станут бессмертными».

В диалоге с иностранцами Налбандов действует как представитель нового мира. Он отодвигает свои собственные мысли и высказывает точку зрения группы.

В разговоре Клавы и Корнеева о ее дочке Верочке: «почему она не может жить здесь — ведь другие дети живут», ясно появляется императив «будь как все». Он продолжается в сцене, где Оля Трегубова уговаривает Саенко и Загирова вернуться в бригаду.

Проявление слабости недопустимо. Каждый должен быть силен. В этом смысле беременные женщины вызывают негативную реакцию.
Женщины описываются и ведут себя как мужчины: «Сметана изловчился, молниеносно схватил Трегубову за ноги и дернул.
Она ахнула и со всего маху, с треском, села на ступеньку». Беременные женщины делают трудную работу, таскают тяжести.
Фенина ситуация вызывает массу недовольства и неодобрения.
Медсестра в больнице недовольна и груба с Феней и Ищенко.
Действительно, когда люди станут машинами (или станут бессмертными), беременность будет не нужна. Вообще человеческие страдания не вызывают сочувствия, и человеческая жизнь не ценится в этом мире, как и человеческий комфорт и благополучие.
Они только мешают оптимизации жизни. Например, все медицинские учреждения на весь стотысячный город собраны в одном месте — не потому, что это удобно больным, а потому, что так легче управлять, это механическая оптимизация. Рай Руп ценит качество жизни:
свежий воздух, красоту ландшафта, тишину. А для строителей счастье только в коллективном труде и достижениях сегодняшнего дня.
Рационализаторскую идею Ищенко (построить настил из доско) «додумали и "дожали" другие. Это было в порядке вещей.» Он не огорчился.

В сущности они ведут войну не только со временем, но и с природой, включая природу человека. На такой войне можно выжить какое-то время, используя старые запасы энергии, но можно ли так жить всю жизнь? Клава уже не выдержала. Но строители уверены, что можно. Помогает им в этом их коллективизм, при котором мнение и чувства одного человека никто не слышит: Корнеев понял, что Клава — человек потерянный, и сразу вернулся на работу, выбросил ее из головы. Так поступали в романе «Мы».

Роль журналистов на стройке — не сбор и распространение информации. Они здесь авторитет. Сотрудникам «Комсомольской Правды» дали задания по поддержке опыта бригады Ищенко, задания, которые обычно выполняют инженеры или администраторы. Журналисты — голос партии. У них часто больше силы, чем у руководителей строительства. Они — орган идеологии и пропаганды, они воспевают героев социализма, и часто создают их. В последнее время в США мы видим, что журналисты начинают играть такую же партийную роль: делятся на левых и правых, сообщают тенденциозно отобранную информацию, буквально могут создать идола и потом ему поклоняться. Классическая роль журналистики не такая. Но эту роль разработали и усовершенствовали советские газетчики. Такая же роль у писател1 Георгия Васильевича.